“Нормалек ”,- ответила Юлия, стуча зубами; она волновалась, я видел. Я поймал, наконец, какое-то заблудшее такси, не будучи уверенным, что поступаю правильно. Я уже было пристроился рядом с ней на заднем сиденье: вдруг передумает, – но нет, она оставалась верна своему решению: иди я домой, и жди я звонка. Вероятно, до десяти они смогут наговориться,- ну не жизнь ведь им свою вспоминать? – она позвонит сразу как только, и я в зависимости от обстоятельств… а что “ в зависимости от обстоятельств ”?
Что-нибудь. Как-нибудь поступлю. Приеду дообъясняться?..
Приеду и дообъяснюсь.
Возвращаясь домой, репетировал речь. В прихожей пол подметал, что на меня не похоже; стол раздвинул, из круглого сделал овальным; рисовал человечков на полях старой газеты (с 20 ноября снижены поставки муки хлебозаводам); катался в кресле на колесиках по блестящему полу; приготовил яичницу из одного яйца; ел за кроссвордом; приготовил еще, ел еще и решал еще (как жить? и роман Достоевского из пяти букв?); исследовал заменитель оконного шпингалета, отвечающий евростандарту; на диване лежал, на спине; вспоминал название шрифта; “ сын отца профессора бьет отца сына профессора, сам профессор в драке не участвует, кто кого бьет? ” – никто никого – нет, кто-то кого-то; кубатуру комнаты и площадь окон прикидывал; искал от данной квартиры ключи (сам положил на подоконник).
Юлия так и не позвонила, ни в десять, ни в двенадцать, ни в два, ни в четыре. Я ждал, не находил себе места.
Проверял, правильно ли положена трубка. Едва не спятил.
Почему ты не звонишь? Ну почему? Ждать ненавижу. Или что-то случилось?
И опять. Мне опять стала мерещиться музыка. Прихотливое та-та барабана, нет, не болеро, конечно, во всяком случае, не Равеля – мое: та-та барабана, и тоже спиралеподобное, очень красивое, этакий просто изыск, но никогда не смогу даже пальцем отбить… Я умыл лицо, и мелодия мгновенно забылась.
От нечего делать я перечитывал терентьевские записи.
“Шестой день бескислотной диеты. Готов ”. К чему он готов?
Знал он, что ли?
Если профессор женщина, тогда все получается: ее брат родной бьет мужа родного. Смешная загадка. И вдруг я постиг тайну Терентьева: знал!
Словно голос мне был. Вдруг – догадался. Знал! (Мурашки по коже.) Догадки такого рода у одних сумасшедших бывают, сам понимаю. Но ведь сходится все… Одно к одному… Так вот вы какие!..
“Просят не курить. Ем фрукты ”. Отвел взгляд от книги.
Некоторое время смотрел в окно бессмысленно. Тут и заметил ключи, лежавшие на подоконнике, – нашлись.
Схватил, помчался.
“Где Юлия?”
Луночаров взмахнул расческой. “Принес что-нибудь вегетарианское? (На ты.) Но где же текст? ”
“ Никакие вы не вегетарианцы!.. ” – закричал я. “ А кто?
” – спросил Долмат холодно, отвернувшись от зеркала. “Я скажу кто!.. я скажу кто!.. ” – И все-таки у меня язык не поворачивался произнести это слово.
“Ну? Ну давай же, давай говори… Мне надо уходить. Я слушаю ”. “Юлия! – закричал я на всю квартиру. – Я здесь,
Юлия!”
“Нет Юлии, не кричи! ” – Я не поверил: “Юлия!” -
“Поглядите-ка, что он делает, – произнес Долмат удивленно, обращаясь к невидимой аудитории, и, закономерно не получив ответа, вновь обратился ко мне: – Не считаешь ли ты Олег, что моя единственная супруга в опасности? ”
“Да, считаю! ” – “Ей кто-то угрожает? ” – “Да, угрожает! ”
– “И кто же ей угрожает, позвольте спросить? ” – “Вы! ” -
“Мы? Что мы можем сделать с нашей женой неудоприемлемое? ”
Меня бесил его саркастический тон. Я закричал: “ Схамать! ”
“Как? ” “Схамать! – закричал я еще громче. – Схамать! ” -
“Фи!.. Какой вульгаризм!.. Разве мы похожи на Синюю
Бороду?.. Если бы ты, Олег, регулярно посещал наши собрания, тебе бы не пришло в го… ”
Но я его не дослушал, я распахнул дверь в спальню – там не было никого. Я ворвался в библиотеку – около окна стоял
Скворлыгин, перед ним холст на подрамнике. Скворлыгин, увидев меня, смутился. “Вот… живописую маленько…
Хобби, понимаете ли… Так, балуюсь… Долмат Фомич попросил… ” Он писал портрет, надо полагать, Зои
Константиновны, вернее, пытался срисовать с фотографии, прикрепленной к подрамнику. Мне некогда было разглядывать.
“Где Юлия?” – спросил я Скворлыгина.
“Олег-то наш разбуянился,- сказал вошедший вслед за мной
Долмат. – Похож я на Синюю Бороду? ” “Такой день сегодня… светлый… – пробормотал профессор, вытирая руки о фартук. – Двести лет… ” – И запнулся.
“ Или ты считаешь, – вопрошал Долмат укоризненно, сверля меня стальным взглядом, – мы тебя тоже “ схамать ” хотим?
Скажи откровенно. Не стесняйся”.
“Такой день сегодня… а вы ссоритесь… ”
“В другой бы день и при других обстоятельствах, – важно изрекал Долмат Фомич, – на моем месте потребовали бы сатисфакции. Слушай, Олег! – Он указал пальцем на художественное подобие Зои Константиновны. – Перед лицом этой святой женщины я тебе клянусь, ты заблуждаешься!”
“Зачем вы подменили титульный лист в моей книге? ”
Лицо его еще сохраняло пафосное выражение, но зрачки забегали. “Ладно. Поговорим еще. Мне пора. Я – в филармонию. Надеюсь, встретимся. Объясни ему, – обратился к Скворлыгину, – расставь акценты ”.- Он вышел.
“Какие ж тут акценты? – промолвил, вздыхая, Скворлыгин. -
Вам просто надо выспаться… и все тут. Вот сюда… пожалуйста… на диванчик… ”
На меня в самом деле напала сонливость какая-то; и ноги отяжелели. Я и не заметил, как очутился в горизонтальном положении.
“Спать, спать… так утомились… ”
Укладываясь, я сумел достать из кармана листок, сложенный вчетверо. “Объясните, может, вы знаете… – Я читал, с трудом разбирая свой почерк. -… Мы ценим жертвенность как страсть… как высшее проявление преданности идее… как безотчетный порыв… ”
“ Как предельное выражение полноты бытия, понятой любящим сердцем, – подхватил по памяти Скворлыгин, дружелюбно похохатывая,- потому что только любовь – а не злоба, не ненависть, – только любовь вдохновляет чуткого антропофага, и только на любовь, на голос любви отвечает он возбуждением аппетита… ” – Он подкладывал мне подушку под голову. – Один острячок сочинил… Из наших… Всего лишь памфлет… Не думайте… Спите, спите, бай-бай… ”
“Он считает, мы Общество антропофагов ”. – “ Но мы вегетарианцы ”. “Противоречие, для него неразрешимое ”. “Большинство бежит антимоний. И он не исключение ”.- “ Не кажется ли вам, господа, что мы в нем ошиблись? Прошу высказаться всех ”.- “Нет, мне не кажется ”.- “Нет ”. “Да, мы допустили ошибку ”.
“Нет ”.- “Скорее да, чем нет ”.
“ Да ”.- “ Да ”.-“ Нет ”.
“Долмат, ты сказал “ нет ”?” – “ Да, я сказал “ нет ””.
“Если “ нет ” говорит Долмат, я не посмею сказать “ да ”.
Нет. Разумеется, нет ”.
“Нет ”.
