котором синьора Каскарино подтверждает, что это завещание является неоспоримым и не может утратить юридическую силу. Оно было составлено в день закрытия дела. Какие тут могут быть вопросы?
Амальди покачал головой.
– Зачем?
– Не знаю. Он же не какой-нибудь придурок, а инспектор, значит, должен был понимать, что его подпись равносильна признанию.
– Зачем?
– Боюсь, нам придется ему задать этот вопрос.
Амальди положил ему руку на колено.
– Это твое дело, – сказал он. – Твоя и слава.
– Честно говоря, я мог бы прожить и без этой кучи дерьма.
Амальди кивнул и стал смотреть на дорогу. Она уже шла под уклон, к порту. Еще несколько сот метров, и он узнает, суждено ли было другой девушке стать мешком.
Фрезе почувствовал его страх.
– Держись, Джакомо. Так или иначе, ты его взял.
– Не я его взял, – сказал Амальди, вспоминая монахиню, лежащую на полу больничной палаты. – Айяччио… был уже мертв. Так уж нам повезло. Мне и Айяччио.
Фрезе покивал и подумал об убитом охраннике, которому не так повезло.
– Зачем? – в свою очередь спросил он.
Амальди пожал плечами. Едва ли теперь удастся получить ответ на эти вопросы.
Машина остановилась. Водитель выключил сирену. Фары осветили пустынную площадку, засыпанную мешками с мусором, как и весь город. Открывая дверцу, Амальди подумал, что его кошмар, начавшийся среди мусора двадцать лет назад, среди мусора же и закончится.
– Вон она, – сказал Фрезе, показывая на заржавленный ставень. – Подожди меня здесь.
– Нет, – сказал Амальди и крепко взял его за локоть. – Я сам.
Он вышел из машины и, уже не чувствуя боли, приволакивая раненую ногу, пошел к лавке.
– Джудитта! – крикнул он, молотя кулаками по ржавому железу, пока полицейские возились с замком. – Джудитта! – завопил он снова (непонятно, откуда силы взялись). – Джудитта!
Амальди не мог сдерживаться; на пределе своих возможностей он орал и громыхал железом. Вот сейчас весь мир обрушится на него и погребет под обломками. Он не мог больше оттягивать этот момент. Железный ставень наконец поднялся со странным, зловещим скрипом.
– Джудитта! – еще раз крикнул Амальди, врываясь в помещение.
Старый светильник неохотно освещал полупустое пространство. В центре его стоял верстак, некое подобие алтаря. На нем неподвижно лежала голая, распятая Джудитта. Раскинутые руки приторочены к верстаку кожаными ремнями, ноги связаны грубой пеньковой веревкой. Волосы разметались по металлической поверхности верстака. Рядом с ней еще одно тело, если его можно назвать телом. Две человеческие руки. Две человеческие ноги. Деревянное туловище. Головы нет.
Амальди подошел. Все внутри сжалось в комок. Увидел кровь на ее лице. И вдруг Джудитта повернула к нему голову.
Сердце едва не выскочило из груди. Бормоча бессвязные фразы, он распутал ремни, развязал веревку, прикрыл ее тело своей окровавленной курткой. Джудитта вся посинела от холода, от обезвоживания и была почти без сознания.
– «Скорую»! – хрипло выкрикнул он, оборачиваясь к Фрезе.
– Уже едет, – ответил заместитель и поднял палец, приглашая послушать вой сирены.
Амальди обхватил Джудитту и стал покрывать поцелуями ее лицо и разбитую губу.
Девушка медленно приходила в себя. Наконец встретилась взглядом с Амальди. Она не поняла, что он ей говорит, но увидела, что он весь в крови. С трудом подняв руку, погладила кровавую полосу на шее. Казалось, они снова узнают друг друга по ранам.
Джудитта разомкнула пересохшие губы.
– Молчи, – сказал Амальди и улыбнулся ей.
Их слезы, проливаясь, смешивались и смывали кровь.
Двое полицейских, подхватив ее с двух сторон, помогли ей добраться до двери. Фрезе подставил дружеское плечо шефу. Джудитта еле волочила ноги и все время оборачивалась на Амальди. А тот ковылял к выходу, пытаясь ее догнать. Несмотря на слабость, оба смеялись.
Когда ее сажали в машину, Джудитта вдруг заметила Макса Пескьеру и нахмурилась. Парень состроил жалобную, виноватую гримасу.
– Это он тебя спас, – пробормотал Амальди, усаживаясь рядом с ней.
Джудитта откинулась на сиденье. Почувствовала, как игла входит в вену и внутрь вливается теплая, немного щиплющая жидкость. Потом к лицу ей поднесли респиратор, и сразу навалилась усталость, закружилась голова от притока кислорода. Джудитта шевельнула рукой, и Амальди тут же стиснул ее руку в своей. Она взглянула на него и поняла, что любит.
– Прости, – сказал он.
Или ей просто почудилось?.. Но это не важно. Теперь уже все не важно.
Джудитта отняла от лица респиратор и прошептала:
– Не уходи от меня.
Амальди едва заметно кивнул и прикрыл глаза.
– Ты смирился?
Он наклонился к ней и без тени улыбки коснулся губами ее губ. Потом вернул на место маску и приложил палец к губам.
Джудитта позволила заунывному вою сирены себя убаюкать.
Ее руку Амальди так и не выпустил.
XXXIV
Водитель вскочил в кабину грузовика и повернул ключ в зажигании. По уму, надо бы аккумулятор подзарядить. Но мотор со второй попытки заурчал, закашлял и выплюнул сгусток черного дыма.
– Поехали! – радостно завопил водитель в окошко и махнул напарнику.
Тот еще дверь не успел закрыть, забравшись в кабину, как здоровенный грузовик рванул вперед.
– Торопятся, – сказал Фрезе Максу Пескьере и пристроился в хвост колонны мусоровозов, выходящей из парка на окраине.
На перекрестке все они рассыпались по разным направлениям; каждый сопровождала полицейская машина. Из предосторожности в первый день нормальной жизни мусорщикам обеспечили охрану. Происшествия минувшего месяца оставили след в памяти горожан. Мусорщикам поневоле приходилось опасаться за собственную шкуру.
Но Фрезе был уверен, что этот день станет днем всеобщего ликования. Позевывая, он следовал за машиной номер «135-57» по еще пустынным полутемным улицам.
Водитель огромного мусоровоза ехал быстро, но, не отрываясь от дороги, успевал любовно погладить то слишком жесткий рычаг переключения, который столько раз крыл последними словами, то грязное, потрескавшееся сиденье, то ласково провести подошвами по скользким педалям. Прошел ровно месяц с тех пор, как он в последний раз садился в кабину старого дребезжащего грузовика, и даже не представлял себе, что может так соскучиться по этой груде железа.
– Липучка, ты знаешь, кто это? – лукаво улыбнулся Фрезе сидевшему рядом толстяку.
Макс Пескьера помотал головой. Ему хотелось есть, и он еще с удовольствием повалялся бы в постели, но начальство решило, что этот эскорт тоже входит в программу его перевоспитания. Дядюшка уговорил Фрезе взять его с собой.
– Папаша твоей сисястой зазнобы, – объяснил Фрезе. – Ну, Джудитты, не понимаешь, что ли?
Макс поежился и покраснел.
