Фрезе, вылезая из машины, проследил за его взглядом. На больницу смотрит. Небось и Джудитта с Амальди сейчас любуются этим зрелищем из окна.
Макс тоже наблюдал за тем, как мрачные серые контуры озаряются светом нового дня.
– Я еще кое-что выяснил… насчет того дела… о пожаре, – неожиданно сообщил он.
Фрезе так и застыл, разинув рот и поставив одну ногу на землю.
– Думаю… это не так уж важно… просто любопытный факт… что-то вроде шарады.
Фрезе резко повернулся и шлепнул парня по заднице. При этом что-то громко и противно зашуршало.
– Что у тебя в заднем кармане?
– Бутерброд, – смущенно пробормотал Макс.
– Ну ты и обжора, Липучка, – покачал головой Фрезе. – Давай, колись, что ты там выяснил! Не тяни кота за хвост.
– Я… это… Если вместо номеров документов подставить буквы алфавита, то получится… К примеру, номер семнадцать – это буква П, так? Номер шестнадцать – О. Номер восемь – Ж. Номер один – А. Номер восемнадцать – Р. Составляем вместе все эти буквы и получается ПОЖАР… Вот.
Фрезе не находил слов.
– Как думаете, мэр сделал это нарочно?
Фрезе секунду подумал.
– Да нет. Думаю, если мы ему скажем, он опять увидит в этом перст судьбы.
– А на самом деле?..
– А на самом деле простая случайность, – заявил Фрезе, вылезая из машины. – Я вижу, ты, Липучка, жаден не только до жратвы, но и до знаний. За что и люблю. Пойдем, представлю тебя, – сказал он и направился к мусоровозу.
Парень сначала проверил, не слишком ли пострадал его бутерброд от шлепка Фрезе, а потом, сутулясь, поплелся за начальником.
– По меньшей мере двадцать ездок нужно, – говорил отец Джудитты. – Но я бы и тысячу сделал, лишь бы увидеть город чистым.
Его напарник покивал, впрочем, без особого энтузиазма.
– Словно грязевой ураган прошел, – развивал свою мысль отец Джудитты. – Страшно подумать, до чего люди доходят. До смертоубийства… – Он осекся, съежился от этого слова и вновь поглядел в сторону больницы.
– Ей надо отдохнуть. Все забудется, – сказал Фрезе, угадав его мысли. – Главное – жива.
Мусорщик кивнул и с трудом проглотил комок в горле.
– Да, жива моя Джудитта, – подтвердил он. Потом заметил Макса и шагнул к нему.
Липучка побледнел и попятился.
– Две недели назад я бы тебя придушил, не задумываясь, – сказал мусорщик. – Но мне все рассказали. Я знаю, что в спасении моей дочери есть и твоя заслуга. – С этими словами он стянул грязную, заскорузлую рукавицу с правой руки.
Макс инстинктивно заслонился локтем.
– Спасибо тебе, парень, – торжественно добавил синьор Черутти.
Под смех Фрезе Макс робко пожал руку отца Джудитты. Он почувствовал, что все взгляды устремлены на него, и вспотел от смущения.
– Теперь у Джудитты есть высокопоставленный защитник в полиции, – сообщил ему Фрезе, – так что если снова позволишь себе всякие глупости – это, как минимум, пять лет принудительных работ.
Мусорщик захохотал. Фрезе вторил ему, довольный своей остротой. Макс из бледного сделался пунцовым.
– И ты смейся, когда старшим по званию весело, – приказал ему Фрезе, – а то при всех получишь пинка под зад.
Парень растянул в улыбке дрожащие губы.
Крановщик посигналил мусорщикам свысока.
Отец Джудитты глянул на измеритель в кабине мусоровоза.
– Еще два ковша, – сообщил он в передатчик и повернулся к Фрезе. – Эта забастовка – словно язва на теле города. – И он кивнул на уменьшающуюся гору отбросов.
– Нет. Мы не напрасно боролись. Теперь люди будут знать, кто мы такие, – возразил второй мусорщик с гордостью в голосе.
– Думаешь? – усомнился Фрезе.
В душе он был уверен, что память о проклятом месяце будет недолговечной. Люди живут настоящим. Прошлое быстро забывается. Особенно коротка людская память на несчастья. Скоро они выбросят из головы профессора Авильдсена и связанный с ним ужас. Вероятно, и Амальди с Джудиттой про него забудут. Вдвоем.
Небо вдруг потемнело, и мощный раскат заткнул глотку грохочущему крану. Спустя мгновение пошел дождь. Не тихий и унылый, какие бывают осенью, а настоящий, ливневый, весенний. Юная гроза надвигалась гигантскими шагами; дождь вмиг вымочил до нитки ликующую толпу. Никому и в голову не пришло проклинать так некстати разверзшиеся хляби. И не более чем через пять минут непоседливая гроза промчалась.
Фрезе сперва посмотрел на постепенно светлеющее море, потом на город. Небо очистилось, умылось, и город вдруг вспыхнул оранжевыми, желтыми, горчичными, красными пятнами крыш. Как-то сразу посвежели окрестные горы, едва начавшие одеваться в зелень. Вот и рухнули мрачные стены театра, подумал Фрезе, скоро вонь выветрится, растворится в огромном мире. Как бы в подтверждение его мыслей, с моря налетел легкий бриз, пахнуло солью и водорослями. У кого хорошее обоняние, тот непременно учует эту благодать и позволит ей разогнать тяжелые тучи воспоминаний. А вместе с ними и жестокая, бесстрастная болезнь притаится в засаде и будет ждать другого случая – кто знает где, кто знает когда. Притаится и будет ждать дуновенья, движенья воздуха, чтобы насытить его злом и равнодушием, согласно одной ей ведомым резонам.
– Глянь, еще подъезжают. – Фрезе указал Максу на два мусоровоза, один за другим выруливавших из-за угла.
Веселье возле горы нечистот продолжалось. Детишки приплясывали вокруг и со смехом толкали на нее друг друга. Полная рыжеволосая женщина в черном отделилась от толпы и направилась к мусоровозу. В руке она держала голубой мешок.
– Можно? – спросила она, кивнув на грузовик.
Фрезе взглядом раздел пышные формы и с томной галантностью улыбнулся женщине.
– Как вас зовут, прекрасная синьора?
– Клара.
– Позвольте вам помочь, Клара?
– Да нет, уж я сама.
Она ловко перебросила мешок через грязный борт мусоровоза и, плавно покачивая бедрами, направилась обратно в толпу, которая встретила ее аплодисментами.
– Мать моя, до чего прекрасен наш город! – восхитился Фрезе, не отрывая глаз от внушительного зада Клары. Клары-проститутки. Клары – вдовы Айяччио.
Примечания
1
Апно́э (греч. άπνοια, букв. «безветрие»; отсутствие
