Давай-ка еще разок.
— Хорошо, — Ира глубоко вздохнула, — давай с самого начала… Ты мне совсем не уделял времени. Занимался только одной работой. Мне стало скучно…
— Скучно? — Неверов аж на локтях при поднялся. — Подожди-ка. Ты же могла делать все, что захочешь. Все! Хотела путешествовать — вот тебе Майами, хотела здесь расслабиться — лучшие рестораны Москвы. Фитнесс-центры — это вообще твое, твое лично. Тусовка? Пожалуйста! Любая попсовая шлюшка будет тебе петь всю ночь — хоть тут, в этой комнате… Захотела бы ты — я бы тебе на нашей вилле «Лебединое озеро» поставил, с солистами Большого… — Он помолчал. — Думаю, дело в другом. Даже и говорить не хочется в чем.
— Нет, уж ты говори. — Ира почувствовала, что против ее желания к ней в сердце уже запускает свои коготки, словно кошка, раздражение.
— Хорошо. Я думаю, ты покривила душой и у тебя до свадьбы было не двое мужчин, как ты клялась, а все двадцать. И ты просто не можешь с одним партнером… Не хватает тебе! Не можешь насытиться.
— Боря, думай что хочешь… Ты у меня — третий.
— А четвертый — Бутов…
— Бутова уже нет, Боря… Хватит о нем.
— Легко сказать… Ведь он же в этой самой постели лежал, на моем месте! Здесь, на этой подушке, может, перхоть от его волос осталась! Спермой своей он мои простыни, сволочь, залил!
— У него не было перхоти, но дело не в этом. В который раз тебе говорю — здесь, в этой квартире, он не был никогда!
— Да какая в конечном счете разница… — Неверов сделал. паузу. — Ира, ты мне все-таки честно можешь сказать: в койке он лучше меня?
— Я вас не сравнивала.
— Вот тут ты врешь! Я тебе не верю. Не верю!
— Оправдываешь свою фамилию, только и всего…
— Смешно, но не сейчас и не здесь. Не в такой ситуации, Ира. И я тебе вот что скажу: если будешь отмахиваться от меня как от мухи, ничего у нас с тобой хорошего не получится. Только если расскажешь все честно, все как было… тогда я потихоньку начну это внутри себя перерабатывать и эти беседы постепенно сойдут на нет.
— Хорошо, — Ира помолчала, — спрашивай, я буду отвечать честно.
— Вот это правильно. Сколько раз у вас это было за одну встречу?
— Один или два.
— А больше?
— Почти никогда.
— То есть было и три раза?
— Было.
— Но так, обычно, один раз, да?
— Да.
— Не особо был силен… Ну ладно, о мертвых, как говорится, или хорошо, или ничего. А в каких позах?
— Он сверху или я сверху.
— Тоже не богато… Или ты опять обманываешь?
— Нет.
— А не было, чтобы он… сзади?
— Нет.
— Оральный секс? Что ты молчишь, Ира?
— Было.
— Я так и думал… Ты ему или он тебе?
— Я ему.
— А он тебе почему не делал?
— Ты что, за меня обиделся?
Неверов долго молчал, глядя в потолок, потом продолжил:
— А почему ты мне этого не делала?
— Ты не просил.
— А он просил? Ира, почему ты молчишь?
— Нет.
— Так… — Неверов немного побледнел. — Значит, с ним тебе было лучше. Лучше?
— Лучше. Лучше, черт возьми! — Ира с тоской и даже жалостью посмотрела на мужа. — Боря, ты сам этого хотел. Сам!
— Да, это верно… Сам. Ладно, надо быть мужиком. Спокойной ночи…
Неверов повернулся к жене спиной.
Под окнами дома, с помощью специальной техники слушая в джипе этот разговор, люди Итальянца помирали со смеху…
ФИЛОСОФИЯ УБИЙСТВА
— Все зависит от того, как себя настроишь, — объяснял Сергею Сан Саныч. — Ты вот, к примеру, читал «Угрюм-реку» писателя Шишкова?
— Кино смотрел.
— Ничего. Это вроде и в кино осталось. Там убийца был наемный по кличке Филька Шкворень… Он как говорил: если я, мол, сам кого убил, по своей воле, то это большой грех, а если по чужой воле — тьфу, пустяк! Такой грех легко отмолить можно.
— Сан Саныч… — на душе у Зимина было просто жутко, — зачем мне такую философию усваивать? Я же не собираюсь становиться наемным убийцей на всю жизнь, и речи об этом быть не может. Я должен расплатиться за машину, чтобы спасти себе жизнь, вот мое оправдание. Не убью я — значит, убьют меня… Кажется, тут все ясно.
— Ты погоди, — не унимался Сан Саныч, — вот ты мне скажи: если человека из пистолета застрелят, можно ли обвинить пистолет?
— Странный какой вопрос… Нет, разумеется, нельзя.
— Точно так же и тебя нельзя! То есть по суду-то можно, ясное дело, а перед совестью своей ты за это отвечать никак не можешь. Ты — это просто продолжение пистолета… В данном случае — винтовки. Ты — такое же оружие, только живое.
— Хитро… Только не точно.
— Почему это?
— Потому что я выполняю волю другого человека, это ладно, согласен, но винтовка-то выполняет уже мою волю!
— Нет, Сережа! Все иначе. Это вы — ты и винтовка — вдвоем выполняете волю другого человека. Если бы можно было изобрести такого робота, чтоб он на чердаке лежал и стрелял как снайпер, его судили бы? Нет! Судили бы того, кто ему такое задание дал. Так вот и ты — такой же робот, понял? Тебе это надо самому себе внушить как дважды два. Иначе…
— Иначе раздумаю?
— Нет. Иначе — не попадешь.
Сергей задумался.
— И еще одно тебе надо знать… — Сан Саныч опустил руку на плечо Сергея. — Ни кто не может погибнуть без определения оттуда, — он показал на небо, — никто. Тому, кто умирает, просто срок пришел, а ты как орудие смерти служишь, только и всего. Если хочешь, как палач. Вот, к примеру, палачи — они те же наемные убийцы, разве нет? Только палача государство нанимает, а тебя — другие структуры. Палачу
