— Боже всемогущий! — воскликнул Харпер в изумлении, — чертовы штуковины, оказывается, работают.
Воодушевленные таким успехом, ракетчики запустили целую батарею ракет. Дюжину запустили со стальных направляющих, установленных под углом. Ракетчики подожгли запалы ракет и отбежали в укрытие. Ракеты начали изрыгать огонь и дым. Они задрожали на направляющих, затем одна за одной взлетели в воздух. Сначала они вихляли из стороны в сторону, затем, набрав скорость, перестали рыскать. Две ракеты пробили облака и исчезли из виду, три упали на мокрую лужайку и догорели, вертясь как волчок, пять ракет вроде бы полетели в сторону французов, однако упали на землю, не причинив никакого вреда, а последние две ракеты, крутясь, полетели в сторону британской кавалерии, которая, застыв на секунду, бросилась в стороны.
— Вот так чаще всего и происходит, — удовлетворенно сказал Харпер, — верно ведь, мистер Шарп?
Но Шарп и не слушал Харпер, и не смотрел за залпом ракет. Он внимательно смотрел через дорогу на группу всадников, бросившихся прочь от летящих в них ракет. Лорд Джон Розендейл сначала был среди прочих, затем, в поисках спасения, отделился от приятелей.
— Я догоню вас на дороге, — сказал Шарп Харперу.
— Сэр? — поразился Харпер, но Шарп уже повернул лошадь и поскакал прочь.
Лорд Джон Розендейл не помнил, чтобы когда-либо он был таким промокшим, напуганным и смущенным. Он ожидал битвы, сражения — а отступление для него и казалось битвой — как чего-то аккуратного и отлично организованного. Офицеры отдают громкие уверенные приказания, их люди тут же подчиняются этим приказам точно и безукоризненно, а противник послушно отступает, сдается или погибает, но вместо этого он оказался посреди какого-то хаоса. Странно, но участники этого хаоса вроде бы прекрасно знали, как нужно поступить. Он видел, как батарея конной артиллерии снялась с передков и приготовилась открыть огонь. Насколько мог слышать Розендейл, никаких приказов для этого отдано не было, но люди отлично знали, что и как надо делать, делали это энергично и эффективно, затем быстро снова нацепили на орудия передки и продолжили безумную гонку сквозь дождь. Один раз, когда он стоял на более-менее ровном и твердом участке земли, на него грубо наорали и громко приказали убирать свою задницу и задницу его лошади прочь с этого места. Он быстро отскочил, но когда повернулся, то увидел, что кричал ему простой сержант. Секундой позже на то место, где стоял Розендейл вкатили пушку, чуть не обрызгав того грязью. Еще через десять секунд пушка выпалила, напугав Лорда Джона грохотом и силой отдачи. На парадах в Гайд-парке, а это было единственное место, на котором лорд Джон видел, как стреляют пушки, гладкие отполированные орудия создавали лишь сопутствующий событию шум и вообще не отскакивали назад, но эти орудия, грязные, покоробленные и покрытые гарью жутко грохотали, изрыгая пламя на десяток ярдов, а когда эти тонны металла отпрыгивали назад, то как гигантский плуг, они поднимали в воздух столбы грязи, но сразу же к дымящимся чудовищам подбегала перепачканная с головы до ног орудийная команда с банниками.
А еще его удивило несоответствие силы выстрела из пушки и эффекта от выстрела. Лорд Джон увидел всплеск грязи, небольшой взрыв и так мало разрушений. Один раз он увидел упавшего с лошади улана, но тот тут же вскочил на ноги, а другой француз взял упряжь лошади первого и успокоил напуганное животное.
В Женаппе лорд Джон чуть было не увидел атаку лейб-гвардии и даже дернулся вперед, чтобы присоединиться к ним. Он видел, как палаш перерубил древко пики, будто простую ветку. Он видел, как потом череп улана был раздроблен этим палашом. Он видел также как лейб-гвардеец дергался как рыба, пронизанный острием. Он слышал хрип людей, делающих убийственные выпады, свист воздуха, выходящего из разрезанных легких. Он чувствовал запах крови и порохового дыма от выстрелов пистолетов. Кровь умирающих лошадей текла на дорогу, сразу же смешиваясь с дождевой водой. К тому времени как лорд Джон обнажил саблю и ткнул лошадь шпорами в бока, французы уже отступили, оставив дюжину убитых и вдвое большее количество раненых. Все произошло так стремительно, но знакомый лорда Джона, капитан Келли, которого Розендейл частенько встречал, будучи на королевской службе, улыбнулся его светлости.
— Задали им трепку!
— Отлично сработано, Нед!
— Когда проскочишь мимо пики, то дальнейшее не сложнее, чем резать кроликов, — капитан Келли начал вытирать кровь с лезвия своего палаша, — совсем не сложнее.
Лорд Джон представил себе, как это — пройти мимо пики, и счел, что это совсем не легко. После перестрелки, скача по деревенским улицам, он видел страх на лицах гражданских и почувствовал себя гораздо выше этих серых грязных созданий. Позже, на севере Женаппа, когда французы подошли близко, он отметил, как нервно стороны относятся друг к другу. Французы подходили поближе, и вроде уже должна была начаться рубка, но противные стороны расходились без драки. Это было очень странно.
Но самое странное — это ракеты. Лорд Джон много слышал о ракетных частях, ведь они были любимым детищем его бывшего начальника, Принца-Регента, но увидел их в действии впервые. Первая ракета попала поразительно точно и все французские артиллеристы в ужасе побежали от пушек, но следующий залп был отвратительным. Одна ракета вроде бы даже напугала группку офицеров штаба Лорда Оксбриджа и они ликующе завопили, когда она умчалась прочь со свистом и шипением.
Лорд Джон так сильно пришпорил лошадь, что она вышла из под контроля. Он смог обуздать кобылу лишь через сотню ярдов и, повернувшись, увидел, что ракета воткнулась в грязь и догорала. Пороховой заряд в ракете взорвался, не причинив вреда.
Затем, глядя на дорогу в поисках своих приятелей, он заметил Шарпа, направлявшегося прямо к нему.
Лорд Джон знал, что должен остаться на месте и принять бой. Но в следующее мгновение он понял, что умрет, если это сделает.
Он повернул лошадь и поскакал прочь.
Слуги лорда Джона ехали где-то впереди, вместе с обозом с кавалерийским имуществом. Харрис, его кучер, прискакавший из Брюсселя с письмом от Джейн, также уехал вперед, чтобы найти помещение для ночлега. Кристофер Мэнвелл и другие друзья Лорда Джона куда-то исчезли, убегая от ненормальной ракеты. Лорд Джон вдруг остался один под дождем, перед своим смертельным врагом.
Он отпустил поводья. У него была хорошая лошадь, пятилетка, отлично натренированная на охотничьих угодьях. Она была быстра и вынослива, и наверняка быстрее, чем лошадь Шарпа, а лорд Джон неплохо научился скакать по пересеченной местности. С дороги раздавались веселые возгласы отступающих артиллеристов, гадающих, с чего бы вдруг два офицера затеяли скачки.
Но Лорд Джон не обращал внимания ни на дождь, ни на возгласы. Только на то, что попал в затруднительное положение. Он проклинал себя, ему следовало скакать к коллегам под их защиту, а он в панике, наоборот, скакал в противоположную сторону. Он даже не осмеливался оглянуться. Он проскакал через поле, прямо по свежескошенной траве, затем по склону к живой изгороди, после которой еще через одно поле, к леску, в котором вроде бы была тропа обратно к главной дороге.
Его лошадь почти остановилась у живой изгороди, не столько из-за колючек, но в большей степени из-за того, что к ней пришлось подъезжать, глубоко утопая в грязи. Он яростно пришпоривал лошадь, и она смогла все-таки прорваться через колючки, забрызгав мундир лорда Джона грязью. Он снова пришпорил лошадь, выдираясь из липкой почвы. На пастбище ехать было легче, но даже здесь земля стала рыхлой от дождя.
Он доехал до деревьев, оглянулся назад и увидел, что Шарп еще только пробирается сквозь грязь возле ограды, и почувствовал себя в безопасности. Он въехал в плотные заросли леса, которые выглядели прекрасным местом, чтобы спрятаться. Дорога, по которой с грохотом ехали пушки была не более, чем в четверти мили, и ему просто надо под укрытием деревьев подъехать к обочине, а там он просто дождется своих приятелей. Он был уверен, что Шарп не рискнет убить его при свидетелях.
Он поехал помедленнее, давая лошади передышку. Дождь хлестал по вершине леса, стекая на нижние ярусы. Какой-то хруст справа от него заставил его резко повернутся в тревоге, но это была лишь белка, перепрыгнувшая с дерева на дерево. Он обмяк в седле, чувствуя отчаяние.
