– Вы хотите понукать моих дружинников? – с вызовом спросил Кнуб.
– Да! – подтвердил Олькша, но голос его прозвучал в полной тишине. Прочие шёрёверны переглядывались, точно безмолвно спрашивая друг друга, не перегнули ли они палку.
– Будь по-вашему, – промолвил ярл Хедебю, кривя рот в злобной усмешке. – Я передам моим хольдам ваши условия. Думаю, это только прибавит им сил. До встречи в Дюнвике, Гастинг.
Прошло совсем немного времени, и даннские драккары один за другим устремились к устью залива Тиссиля. Манскапы, не знавшие о разговоре шеппарей, решили, что дружинники Хедебю передумали продолжать поход, и проводили отплывающих улюлюканьем. Когда же они услышали о споре, состоявшемся у кормчих, подгонять их не пришлось. Стоянка опустела в мгновение ока.
– Хрольф, – услышал сторешеппарь венедский говор Олькши, – мы с Улле пойдем загребными на Молнию. Будем задавать ход. Добро?
Племянник Неистового Эрланда хотел возразить, что ему теперь не по чину стоять у родерарма и посему лиллешеппарю нельзя отлучаться с кормы Грома. Но тут он сообразил, что Ольг в коем разе говорит дело и на сундуке загребного первого из драккаров принесет куда больше пользы, чем у рулевого весла, и дал свое соизволение, сам встав у кормила своей верной ладьи.
В море ветер был свеж и попутен. Ньёрд как будто решил подыграть варягам и дул строго на юго-запад. Драккары Кнуба успели уйти довольно далеко и маячили едва заметными лоскутками на фоне серого горизонта.
Глядя на такое отставание, Хрольф невольно поморщился. В его жизни было много разных невзгод и неурядиц, но гоняться взапуски с хорошо обученным манскапом даннского ярла ему еще не приходилось.
И все же племянник Неистового Эрланда нашел в себе силы отбросить страхи и отдать весь рассудок управлению парусами и веслами драккаров. Он орал так, что к полудню едва мог открывать рот. Но к тому часу, когда Соль за тучами поднялся на вершину небосвода, расстояние до даннских кораблей сократилось до тысячи шагов и продолжало медленно, но верно уменьшаться. И даже больше, чем крики сторешеппаря, шёрёвернов подстегивало то, что Молния так и норовила оторваться от остального строя. А раз манскап одного из драккаров может гнать свою ладью быстрее ветра, то и остальные налегали на весла с удвоенной силой. Даже хольды в тот день не брезговали садиться на гребцовые сундуки, так сильно свеи не желали, чтобы данны понукали их до конца похода.
Ближе к вечеру, когда с Молнии на ладью Кнуба уже можно было перекинуть копье, в горячечную суматоху гордости и радости, что творилась в душе Хрольфа, начала влезать тревога. Увлекшись гонкой, ни свеи, ни данны не заметили, как потеряли из виду берег. Не иначе ярл Хедебю тоже заметил эту оплошность. Он отправил человека на топ[141] и знаками попросил Аво сделать то же самое. Но, в отличие от людей Кнуба, который, вероятно, не раз хаживал этим путем, свеи не имели ни малейшего понятия, в какой стороне следует выискивать берег.
Перед закатом Ньёрд разодрал сплошное покрывало низких туч. Косой дождь, весь день хлеставший по лицам гребцов, прекратился. Видимость улучшилась. И тут на драккарах заметили берег, но не слева по ходу, как следовало ожидать, а справа.
– Что это за земля? – спросил Волькша у Хрольфа.
Сторешеппарь хотел было честно сознаться, что не знает, но слова застряли в его горле, изодранном утренними криками. Он морщился и тер свой кадык, унимая боль в глотке, но тут ему на помощь пришел Скаллагримсон:
– Это Альбион. Земли англов и саксов. Если плыть вдоль них на северо-запад, то можно приплыть во владения бриттов, а еще дальше начнется Скоттия. Одинберг.
– А где же земли франков? – спросил Волкан. – Где Овсяный залив?
– Они должны быть на юго-востоке. Остров Альбион отделен от земель франков проливом. Драккар может переплыть его туда и обратно за полдня. Говорят, что в хорошую погоду с холма на Альбионе видны поля на другом берегу пролива.
Волькша пристально вгляделся в юго-восточную часть горизонта, но не смог различить никаких признаков франкского берега.
– Ты уверен в том, что это Альбион? – уточнил Годинович и встретил недобрый взгляд копейщика. Эгиля никак нельзя было назвать болтуном. В иные дни из него невозможно было вытянуть и пары слов. Ныне же он добровольно решил поведать венеду о том, что знал про Альбионский пролив, а тот взял и заподозрил его в пустословии.
– Извини, Эгиль, – поспешил Волькша загладить свою оплошность.
Но долго извиняться ему не пришлось. Едва завидев берег, данны вспомнили об утреннем споре. На их драккарах раздались мерные удары в щиты, и ладьи ярла Хедебю начали убегать прочь от свейской ватаги. Расстояние в три полета стрелы отделило их за считаные мгновения.
Хрольф в ужасе спохватился, но даже страх перед позором не вернул ему голос. Он дернул Волькшу за плечо, жестами прося его сделать хоть что-нибудь. Тот сразу сообразил, что происходит, но драть глотку не стал, а молча указал Гастингу на его охотничий рог. Через мгновение над свейской ватагой раздался долгий высокий вой – «все быстро вперед».
Однако до берега было не так далеко, чтобы отыграть отставание. Только Молния, оправдывая свое имя, неслась вслед даннам. Манскапы на прочих драккарах тоже наддали, но там в загребных не было рыжего Бьёрна, в руках которого четырехсаженное весло гнулось в дугу с каждым гребком.
Оставалось только догадываться, кто измыслил эту проделку, но когда передовой драккар шёрёвернов Бирки поравнялся с ладьями Кнуба, до берега оставалось рукой подать, и тут Молния начала творить то, что могло показаться чистым безумием. Она обогнала корабли даннов и плавно пошла им наперерез. Дабы избежать столкновения, драккары ярла Хедебю замедлили ход. Эта заминка и решила судьбу утреннего спора: пока данны, ругая свеонов на чем свет стоит, выправляли весельный лад, ватага шёрёвернов Бирки настигла их и, улюлюкая сотнями голосов, устремилась к берегу.
Фолькстон
Перед шёрёвернами опять открылась шхера.
То ли самим своим именем викинги[142] предрекали себе стоянки в узких спокойных заливах, то ли Кнуб, оказавшись возле Альбиона, намеренно правил свои суда к знакомому укрытию, но корабли мореходов ждал залив, похожий на раскрытую рачью клешню. Узкая пологая коса с юга, с моря, и высокие всхолмия с севера, со стороны острова.
На драккарах спустили паруса. Гребцы едва-едва вспенивали воду веслами. И в наступившем затишье стал отчетливо слышан заполошный перезвон, доносившийся с берега. Точно парочка спятивших кузнецов подвесила на веревках свои наковальни и теперь лупила по ним вразнобой. А над холмами побережья стали видны темные дымные столбы тревожных костров.
– Плохо, – сквозь зубы сказал бывший копейщик Ларса.
– Почему плохо? – спросил Волькша, который и сам догадывался, что могут значить эти перезвоны и дымы.
Скаллагримсон не удосужился ответить, оставив Годиновича наедине с его догадками.
Однако в тот час, когда варяжские ладьи ткнулись носами в прибрежный песок, на головы непрошеных гостей не посыпались стрелы и окрестности залива не огласил боевой клич саксов. В небольшом поселении, что жалось к невысоким каменным стенам утлой крепостицы, вообще не было видно ни одного человека. Только рыбацкие лодки чернели на берегу, а возле неказистых мостков покачивалось на волнах несколько посудин побольше. И над всем этим запустением плескался тревожный перезвон.
Но было похоже, что все это нисколько не пугает даннов. Сходя на берег, они даже не стали снимать щиты с бортов. Когда такое происходило на пустынном Тиссиле, это можно было понять, но в чужом селении, явно изготовившемся к обороне, такая смелость казалась безумием.
– Эй, Гастинг! – крикнул с берега Кнуб. – Ты решил заночевать со своими храбрецами в море?
Хрольф молчал, но не оттого, что не находил слов, а оттого, что они не могли продраться сквозь воспаленное горло.
– Это же Фолькстон[143] … Фолькестейн… Ну? – играл бровями толстяк, ожидая, что свеоны вот-вот догадаются, почему на этой земле они могут чувствовать себя в безопасности.
