сосредоточенное лицо.
На радостях Александр заказал весь десерт, который был на подъехавшей тележке, а остальное попросил завернуть с собой.
Он поцеловал ее в висок.
— Все, что хочешь, солнышко, только не болей.
— А почему я должна болеть? — удивленно спросила Юджиния. Потом, словно вспомнив что-то, осеклась.
Александр не придал этому значения. И только вечером это всплыло само собой, хотя касалось главного вопроса.
За ленч заплатил Александр, несмотря на настойчивость Кении.
Они подвезли его к офису, и, уже выходя, как бы отвечая на молчаливый вопрос Александра, Кении сказал:
— Я позвоню тебе через неделю. Просто поговорить.
Александр кивнул и с большим облегчением тронулся вперед. Нога больше не дрожала, нажимая на педаль.
Дома его ждало письмо от родителей, и он сразу сел на телефон — звонить в Москву.
Вечером, после душа, Юджиния легла обнаженной в постель и прижалась к нему.
— Юджиния, — сказал Александр. — Я давно хотел тебя спросить: Клуиз твоя настоящая мама?
Какое-то мгновение чувствовалось, что Юджиния колеблется, потом она тихо произнесла:
— Нет.
С одной стороны, он сознавал, что, возможно, не должен был задавать этот вопрос, с другой — понимал, что для чего-то ему это было нужно. Не ради праздного любопытства.
— Ты не хочешь говорить об этом?
— Нет, я скажу тебе, ты мой муж, у меня не должно быть от тебя тайн.
Он мягко коснулся ее плеча.
— Мне было шесть лет, когда моя мама умерла. У нее был рак груди.
Александр вздрогнул невольно.
— Что случилось? — спросила Юджиния.
— Ничего, — ответил он. И подумал, что, хотя Кении и обнадежил его, проверив божественную грудь, через полгода надо будет провериться опять. И опять. И опять.
— Кто тебе сказал об этом?
— Дайана. Когда я стала взрослой. Папа никогда не говорит о маме. Даже не упоминает ее имени.
Странно, подумал он, действительно, во всем доме не было ни одной фотографии ее матери, кроме маленького снимка в секретере Юджинии, который Александр случайно увидел.
— Поэтому ты вздрогнула и осеклась в ресторане, говоря «почему я должна болеть»?
— Ты очень наблюдательный, — сказала она.
— Как ее звали?
— Дебора.
— Красивое имя. Оно древнееврейского происхождения и означает «львица».
— Откуда ты знаешь?
— Еще в институте я увлекался ономастикой. Это наука об именах и фамилиях.
— Она была очень ласковой и нежной. И безумно любила меня. Я до сих пор помню ее поцелуи…
Дальше Александр не стал расспрашивать. Он обнял Юджинию и поцеловал уголок ее губ. Рот был влажный.
— Не надо, Юджиния, не надо, любовь моя, это жизнь.
— Но почему моя мама?..
Постепенно он успокоил ее, целуя все сильней и настойчивей. Неожиданно, впервые, Юджиния отклонилась от его губ.
— Хотя день был незанятый, я почему-то чувствую слабость. Я очень устала. Ты не огорчишься, если я поцелую тебя утром?
Это была ее первая жалоба на усталость, кото-рую он объяснил суетой дня. Но был не прав.
Он коснулся ее лба губами, и буквально в несколько минут она уснула в его объятиях.
Неожиданно ему дико захотелось курить. Он аккуратно высвободил затекающую руку, укрыл обнажившуюся грудь Юджинии (еще раз помолившись неизвестно кому, что она здорова), накинул халат и вышел из спальни.
Он пошел в курительную комнату, где среди богатой коллекции трубок, зажигалок, мундштуков нашел себе сигарку «Давидофф», тонкую и запрещенную. И, не зажигая света, сел на софу. Камин с газовым пламенем едва освещал темноту. Ровно настолько, чтобы Александр нашел зажигалку и пепельницу.
Он сидел погруженный в свои мысли, когда дверь тихонько скрипнула и смуглеющая фигура в пеньюаре скользнула в комнату. Включив ночную лампу, Клуиз не вздрогнула, а, скорее, выразила удовольствие, увидев его.
— Я не знала, что ты куришь, ночью.
Она взяла мундштук, английскую сигарету и села рядом на софу. Александр подождал, пока она вставит сигарету, и подал ей огонь. Она прикурила и поблагодарила его.
— Тебе не спится?
— Да… Мысли разные.
— Может, я смогу тебе помочь? — сказала Клуиз, наклонившись через него к пепельнице и коснувшись грудью опушки его плеча.
Он поспешил передвинуть пепельницу к ней.
— Так было приятней…
— Что? — не понял он.
— Дотягиваться до пепельницы, мне нужны упражнения…
Он затянулся, несмотря на то что это была сигара.
— О чем же ты думаешь? — спросила она.
— О маме Юджинии.
— Я сказала, что тебе никто не расскажет о ней.
— Юджиния рассказала.
— Да? — удивилась Клуиз. — Невероятно…
— Я только не могу понять, если она умерла от рака, почему во всем доме нет ее фотографий.
Клуиз колебалась.
— Она умерла не от рака.
— Юджиния сказала мне неправду? Этого не может быть.
— Юджиния тебе сказала правду. Свою правду. Которую знает она.
— Что же случилось на самом деле?
— Она погибла в автомобильной катастрофе.
— Мистер Нилл был тоже в машине?
— Нет. То есть да… Она была со своим любовником… на пути к мистеру Ниллу, сообщить, что она уходит. Юджинию она оставила в отеле.
Александр сидел безмолвный. Клуиз тонкой струйкой выпустила дым.
— И он до сих пор не может простить?..
— Это был его родной брат.
Что-то потрясло Александра до основания. Тишина висела в табачной комнате. Мертвая. Потом Клуиз сказала:
— Она была уникальной женщиной. Пожалуй, слишком смелой и прямолинейной для своего времени. Эти качества передались и Юджинии…
Александр попытался осмыслить услышанное, но в голове ничего не слушалось и не складывалось.
