Замолчи, а?
Оклеветать!
Да уж, пожалуйста.
Я отказываюсь слушать! Ты сведешь меня с ума.
Прекрати!
Оставь меня в покое!
Бога ради, перестань!
Не надо.
Во время этого внутреннего диалога Юнг сидел на палубе парома. На коленях у него покоилась открытая нотная папка. В ней лежали блокноты, запасные ручки и письмо Сибил Куотермэн Пилигриму. Юнг вытащил письмо, чтобы отвлечься. Все что угодно, лишь бы избавиться от проклятого инквизитора с его гнусными инсинуациями!
Ты сведешь меня с ума…
Карл Густав вынул письмо из конверта и просмотрел его снова, одну страницу за другой. Что имела в виду леди Куотермэн, когда писала: «то, что смертные называют «гибелью», нам не грозит»? И кто эти посланцы — Мессажеры, якобы предсказавшие ее смерть? А также что это за
В клинике, надев белый халат, он устремился на третий этаж, собираясь сразу же зайти к Пилигриму. Однако двери палаты 309 были открыты, и Юнг, охваченный любопытством, зашел внутрь.
Schwester Дора складывала и упаковывала балетные наряды графини Блавинской. Она заворачивала каждый из них отдельно в тонкую бумагу, а потом клала в бесчисленные картонные коробки, стоявшие на столах, креслах и кровати.
— Доброе утро, Schwester.
— Доброе утро, герр доктор.
Дора, держа в руках охапку тюля, сделала книксен. Юнг заметил, что она плачет.
— Как печально! — сказал Юнг, окинув взором комнату.
В окна струился яркий солнечный свет, озаряя то, что недавно было целым миром, а теперь стало воспоминанием о погибшей женщине. Живая, она превращала все эти вещи в волшебство…
Одна коробка была завалена исключительно балетными тапочками. Каждая пара перевязана ее собственными лентами — белые, голубые, красные, розовые…
— Я оставлю себе те, в которых она умерла, — произнеела сквозь слезы Sсhwеstег Дора, показав на отложенную в сторону пару пуантов рядом с кашемировой шалью Блавинской. Они были запачканы кровью. — Я возьму также фотографию мадам в роли королевы русалок Она, правда, в серебряной рамочке с гербом ее мужа — двуглавым орлом, но я надеюсь, никто не будет возражать. Да и некому возражать-то, кроме ее жестокого папаши и подлеца брата. Пускай забирают костюмы себе. А не захотят — отдадим их матери, если только сумеем ее найти. Она, как вы знаете, сбежала и начала новую жизнь, чтобы избежать участи несчастной мадам.
— Да, я посмотрю, что можно сделать. Жалко выбрасывать всю эту красоту.
— Ее отец и брат были чудовищами, герр доктор. Вернее, не были, а есть. Вы должны знать, что они так и не поплатились за свои преступления.
— К сожалению, вы правы, — сказал Юнг.
— Брат насиловал мадам, причем делал это регулярно, когда она была совсем еще девочкой. Вы знали?
— Да, конечно. Хотя предпочел бы не знать.
— Регулярно. А потом … Отец убил ее вечно печального мужа, и ему ничего не сделали. Ничего. Царь взял его под свою защиту. Они занимают слишком высокое положение в обществе, так что судить их нельзя. Это вам не Европа. И не Швейцария. Боже, какая несправедливость! Они свели ее с ума. Свели с ума мою обожаемую мадам. Свели с ума…
Schwester Дора села на кровать среди коробок и зарыдала.
— Что же мне делать без нее? Что мне делать? — причитала она, вытащив из кармана носевой платок. — Она была моей жизнью!
— Мы должны научиться не привязываться так сильно к своим пациентам, Schwester, — сказал Юнг. — Все равно рано или поздно мы их потеряем. Либо они поправятся и уедут от нас, либо yмpyт. Такова наша профессия.
— Я любила ее, — тихо проговорила Дора. — Я просто-напросто ее любила.
— Знаю, — откликнулся Юнг. — Иона любила вас. Вы были ей очень дороги, она много раз мне говорила.
— Правда?
— Да. Много-много раз, — соврал Юнг. — Без вас она была бы совсем несчастна.
Последнее утверждение по крайней мере было правдой.
— Спасибо вам за эти слова, доктор. Они помогут мне жить дальше.
Юнг, не зная, что ответить, пожал плечами и махнул рукой.
— Почему отец убил мужа мадам? За что? Она его так любила!
— Наверное, муж ей изменял, — ответил Юнг.
Во время сеансов с графиней речь не раз заходила об ее отце, и Юнгу никогда не нравился этот образ. Отец-мститель… Кошмарная фигура! Словно злой волшебник из сказки, который появляется из тьмы и застает свои жертвы врасплох.
— Я должен покинуть вас, Schwester Дора, — торопливо сказал Карл Густав. — Меня ждет мистер Пилигрим.
— Да, сэр. Спасибо, что зашли поговорить со мной. Я вам очень признательна.
— Не за что. Примите мои соболезнования.
— Благодарю.
Schwester Дора встала и снова сделала книксен. Юнг, обернувшись в двери, увидел, как она взяла запачканные кровью пуанты, прижала к щеке и погладила, точно ручку умершего ребенка. А потом застыла в солнечном свете. Ее окружало то, что осталось от женщины, погибшей при попытке долететь до Луны: одежда и уже полузабытые часы триумфа. И пуанты. Пуанты. Пуанты.
Во вторник, восемнадцатого инюня, человек, назвавшийся Фаулером, принес в клинику почтовых