интересное, к кому, думаешь, они бегут на консультацию? Ко мне, конечно! Так почему я, специалист, знающий настоящую цену этому, должен жить намного хуже их? Ты можешь мне ответить?
- Но так и должно быть! Честные всегда будут хуже жуликов жить!
- А я считаю, что так быть не должно!.. Так вот, у одного из этих торгашей я видел вчера небольшой холстик; представь себе: подлинный Ван Гог, из серии провансальских пейзажей! Можешь себе представить? Под-лин-ный!.. Не вижу удивления на лицах!
- А откуда, интересно, он у него взялся?
- А хрен его знает!.. До сих пор выплывают. Даже у нас. Я, конечно, обязан был взять его для нашего музея - но он же нищий, наш музей, он бедней церковной мыши! Я попросил мужика оставить его для меня. Он оставил. Но расплатиться с ним я должен сразу, без расписок - чтоб никаких следов. Кстати, ты деньгами не богат?
- Да откуда, Серега - я не богаче твоего музея.
- Вечно у тебя ничего нет.
- Но я найду, если надо...
- Можно бы даже так: выкупить его вместе, а потом толкнуть за бугор: в Москве сейчас этих скупщиков - как воронья на свалке,- да толкнуть с умом. Я думаю, на много годочков подпитал бы нас с тобой Ваня Гог. И хорошо бы провернуть это с помощью твоего усилителя!
- А причем здесь он?
- Не понял? Да он же, торгаш мой, хоть в Ван Гоге ни уха ни рыла, но слыхал, что дорого, а потому будет драть безбожно.
- Кто он такой, этот твой торгаш?
- Да-а, недоделанный один, и фамилия подходящая: Ханыкин. Выставили в свое время из худучилища: подделывал и загонял иконы. Я ж ему теорию искусств и преподавал. Тот еще жох!
- А этот его Ван Гог - не подделка?
- За кого ты меня держишь? Я ж на постимпрессионизме зубы съел, у меня диссертация по 'мирискусникам', а ноги у них оттуда растут! Да, я тебе скажу, слабо ему подделать - я с лупой ее осмотрел, поверь на слово!.. Но надо вдвоем: я б мозги пудрил, а ты бы с этой своей штукой поддержал мой напор. Может твой УИКГМ такую операцию выполнить?
- В принципе, может,- помолчав, ответил Кузин. - Но неудобно: что-то вроде шантажа получается?
- Брось ты!
- А, потом, я слово Олегу дал.
- Ну вот, опять про белого бычка!- фыркнул Мамонов. - 'Слово дал'! Да что такое слово в наше время? А твой Олег тебе слово дал? Ты уверен, что он тут же не нарушит его, как запахнет монетой?.. Я ж тебя не прошу денно и нощно эксплуатировать прибор - нужно-то всего один-единственный раз прийти, спрятавши его, к тому же, в портфель, так что его и в глаза никто не увидит, побыть полчаса и снова уйти; остальное беру на себя. И ничего больше не надо - только настроить его и побыть около. Это, я тебе доложу, не более нечестно, чем обучать кретинов. Да нас боженька еще благодарить будет, что накажем прохвоста!
- Ты считаешь, мы с тобой имеем право наказывать?
- Конечно!- решительно ответил Мамонов.
- Серега, ты толкаешь на преступление.
- Да чего тебе втемяшилось? Никакого преступления тут нет - еще такой статьи для тебя не придумали в Уголовном Кодексе!.. Кстати, хорошая проверка твоего аппарата!
- Ладно, уговорил,- махнул Кузин размякшей после выпитого рукой - его, похоже, забавляла внешняя сторона дела: проверка детища и почти детективный план действий. - Давай - за успех нашего безнадежного предприятия!
Они чокнулись и выпили.
- Сколько наличности ты можешь дать?- спросил далее Мамонов.
- А сколько надо?
- Да сколько можешь. Имей в виду, тут доллары нужны.
- Попробую поклянчить у предков: хвалились, что дадут, если женюсь, рассмеялся Кузин. - Вот и огорошу! А потом скажу, не получилось, - и верну.
- Да вернешь, конечно - в течение двух недель я это проверну: слетать в Москву и обратить товар в деньги. Причем минимум в десятикратном размере!..
Обо всех деталях договорились тут же, с вечера.
* * *
Операция по выманиванию Ван Гога прошла, можно сказать, блестяще.
К Ханыкину пришли часов в десять утра - не слишком рано, но и не слишком поздно, когда, по расчетам Мамонова, тот должен уже встать и позавтракать, но еще не быть занятым делами, а потому - в благодушном расположении духа. Поднялись по лестнице обычного панельного дома, остановились напротив обычной квартиры с бронированной стальной, с глазком посередине, двери. Кузин осторожно поставил портфель, открыл его, сел на корточки и минут пять поколдовал над своим усилителем, настраивая и расправляя внутри портфеля компактную усиленную антенну, затем аккуратно закрыл портфель и кивнул Мамонову. Мамонов нажал кнопку звонка.
Прошло несколько долгих минут, которые растянулись в целую вечность; нетерпеливый человек давно бы уж плюнул с досады, повернулся и ушел. Но они стояли ждали.
- Может, его дома нет?- шепнул Кузин.
Мамонов движением руки успокоил его.
- Это у него тактика такая,- шепотом ответил он.
Наконец, там кто-то зашевелился, загремел засов, звякнула цепочка, затем, слышно, распахнулась внутренняя дверь, и недовольный голос глухо спросил:
- Кто? - Гоша, это я, Сергей!- ответил Мамонов. - Ты один? - Нет, с товарищем. - Что за товарищ? - Товарищ детства, мы вместе берем картинку, хочет взглянуть!
За стальной дверью послышалось сопение - хозяин, видимо, прильнул к глазку. Мамонов подвинул Андрея, чтобы хозяин смог рассмотреть его внимательнее. Потом, наконец, щелкнул замок; бронированная дверь, взвизгнув, отворилась и впустила обоих.
Прихожая как прихожая - длинная, узкая и тесная. Хозяин, лысоватый полнеющий молодой мужчина с широким бледным лицом, по-домашнему расхристанный: в застиранной майке с короткими рукавами, растянутых брюках-трико с пузырями на коленях и в растоптанных шлепанцах на босу ногу,- захлопнул за гостями дверь и сразу же пристально вгляделся в Андрея, переведя подозрительный взгляд на громоздкий портфель. Мамонов, перехватив его взгляд, похлопал по портфелю Андрея рукой и дружелюбно произнес:
- Вот пожалуйста - целый портфель денег принесли!
- Ну, ладно,- удовлетворенно сказал тогда хозяин, и глаза его потеплели. Сейчас я на минуту удалюсь, и приступим. Вы уж извините - застали меня, можно сказать, врасплох, - он развел руками и скрылся за тяжелой портьерой.
Его не было не минуту, как он пообещал, а еще минут пять, показавшихся гостям вечностью. Что это за минута у него такая? Стоя в прихожей и переминаясь, они ободряюще переглянулись: дескать, ничего, все пока нормально!
Но вот хозяин появился, принаряженный в яркий свитер и голубенькие щеголеватые джинсы, аккуратно на этот раз причесанный, сразу преобразившись в энергичного и благодушного дельца средней руки, и повел их дальше. Они прошли сначала в тесно заставленную мебелью гостиную; весь джентльменский набор среднестатистического горожанина пребывал здесь в непоколебимом наличии: диван, кресла, 'стенка' с книгами, хрусталем и фарфором, громадина-телевизор, ковер на полу, люстра с хрустальными слезками - на потолке и, конечно же, несколько икон на стене - для украшения; однако унылую эту гармонию нарушала одна-единственная вещь, совершенно вываливаясь из этого набора: крупный пейзаж на стене рядом с иконами, написанный маслом, в темной тяжелой раме, пейзаж хоть и незамысловатый, но очень точный и проникновенный, выполненный, похоже, большим мастером: серовато-лиловатый матовый снег, деревенский домик с забором, дерево и желто-золотой закат надо всем; несмотря на обилие снега на картине, тянуло от нее теплом, свежестью и человечьим уютом, обещанным в том деревенском домике... Андрей задержал на ней свой взгляд - слишком уж непривычной была картина в этом заурядном интерьере.
- Крылов это, ученик Куинджи, уже классика,- шепнул на ходу Мамонов, шедший за ним. - Ну, пошли, пошли быстрее!
- Прошу в мое ателье!- меж тем произнес хозяин, распахнув глухую дверь, спрятанную за другой портьерой.
Они прошли туда. То была узкая и длинная, довольно пустая комната: большой письменный стол у окна, заваленный всякой всячиной, дощатый стеллаж вдоль одной стены, заставленный книгами, банками, коробками; среди этого хлама выделялся старинный, видимо, подсвечник из полированной темной бронзы в виде женской обнаженной фигурки, держащей в поднятой руке факел; в комнате еще стоял пустой мольберт и около него стул с высокой спинкой, а к пустой противоположной стене прислонены холсты в рамах и темные доски разнокалиберных икон.
Хозяин подошел к кипе холстов, вытащил из середины небольшую, сантиметров в сорок на шестьдесят, картину в простенькой темной рамке и поставил на мольберт:
- Вот она, ждет вас.
Андрей подошел к картине и стал рассматривать ее в упор; целью его было, держа в руке портфель, подобраться как можно ближе к хозяину; другой рукой, засунутой в карман куртки, он сжимал коробочку дистанционного управления. Но ему интересно было рассмотреть и саму картину. Хоть он и маловато понимал живопись, но представление о ней все же имел - в юности даже интересовался ею, пытаясь постичь то, что постигают в ней другие; для этого он брал в университетской библиотеке толстые крупноформатные альбомы с цветными репродукциями и монографии о великих художниках, посетил в свое время все известные музе в Москве и Петербурге и об импрессионистах, разумеется, знал; но увлечение это скоро кончилось, а теперь вот он мог стать совладельцем настоящего Ван Гога, и это придавало ему ощущение серьезности момента и чувство ответственности и заставляло пристальнее всмотреться в картину.
А ничего особенного в ней и не было: луг с блеклой бурой травой и искорками синих цветов, поодаль - белая каменная ограда и ворота в ограде, а за оградой - крыша фермы или сарая, слегка загороженная темной зеленью дерева, и надо всем этим синее небо - простенький
