Ребята, конечно, тут же догадались: надо взять чашки. Они так и сделали. А игрушечный поезд после этого дал сигнал отправления, развернулся и поехал в обратную сторону, в окошко в стене, совсем как настоящий. Он и в самом деле настоящий, только маленький. Фонари на последнем вагоне мигнули на прощанье и скрылись.
Опять Самоделкин слегка махнул рукой. На стол из окошка выехали гружённые доверху игрушечные грузовики. На первом были конфеты с клубникой, на втором – печенье, на третьем – бублики, на четвёртом – бутерброды с маслом и сыром, на пятом – пирожки с мясом, на шестом – пирожки с вареньем, на седьмом – пирожки с капустой, на восьмом – с грибами, на девятом – белый сахар. А десятым ехал игрушечный экскаватор с ковшом.
Первый грузовик просигналил. Это, наверное, означало: не задерживайте машины, приготовьтесь к разгрузке. Машины подъехали к ребятам и остановились. Игрушечный экскаватор стал двигаться мимо ряда автомобилей и накладывать своим ковшом ребятам в тарелки всё, что привезли машины.
Самоделкин в третий раз легонько махнул рукой. На белую скатерть из окошка под весёлые крики «ура» выплыл сверкающий пузатый новенький самоходный самовар. Да! Да! Он шёл как танк на резиновых гусеницах, пыхтя и покачиваясь. Он вышел на середину стола и замер. А за ним, посвистывая, как паровозик, подкатил на колёсиках чайничек с чаем. Да ещё поливальный автомобильчик с надписью «МОЛОКО».
Все малыши протянули к нему свои чашки, и он сам налил каждому сколько полагалось. Потом самовар налил в каждую чашку горячей воды. Начался пир.
Вот Клеточка сказал «мяу», и экскаватор протянул ему пирожок с мясом. Коза Бубенчик вежливо боднула стол рожками. Экскаватор подал ей печенье и бублики. Собака Тиграша вильнула хвостом и получила бутерброд.
– Надо взять сахар для попугая Ку-Ку, – сказала девочка.
– Он разве Ку-Ку? – не согласился Прутик.
– Ну конечно, – кивнула уверенно девочка.
Глава четвёртая,
почему-то немножко грустная
Карандаш в это время вернулся в класс. Он хотел смыть чучело-бабучило, которое нарисовал Прутик.
В классе было тихо. Лошадки тихонько покачивались, ожидая, наверное, своих отважных и ловких всадников. Пароход поблёскивал чистыми стеклянными иллюминаторами: так называют окошки на всех пароходах.
Карандаш подошел к стене и взглянул на чучело-бабучило:
– Ай-ай, разве такие глаза бывают? Ай-ай-ай!..
– Ай-ай! – сказал попугай Ку-Ку. – Ай-ай-ай!
У чучела-бабучила были смешные ручки и ножки, и сам он получился очень смешной. Только глаза – маленькие точки, совсем крапинки.
– Всё не так. Всё не так, – сам себе говорил Карандаш.
– Не так! Не так! – повторил попугай, махнув крылом. – Ку-ку!
Хороший учитель никогда не пройдёт мимо ошибки своего ученика. Художник машинально исправил чучелу-бабучилу глаза. Какая непростительная рассеянность для волшебника!
– Вот как надо… Ну теперь и смывать можно, – проговорил он, оглядывая рисунок.
Потом Карандаш подкатил к стене пароход, поднялся на капитанский мостик и нарисовал вверху на стене дождевую хмурую тучку.
Вот капнули первые блёстки дождя. Художник спустился на пол. И тут ему показалось, что маленькое чучело-бабучило плачет. Слёзы бегут из нарисованных кисточкой глаз.
«нет, это, наверное, дождевая капля мелькнула под грустными глазами чучела-бабучила», – подумал Карандаш и вышел из класса, не притворив за собой дверь.
Окно в классе было открыто. Подул ветер. Он подхватил тучку и вынес её на улицу. И все прохожие очень удивились, когда вдруг начался звонкий летний дождь.
– Откуда он взялся? – удивлялись прохожие. – Только что небо было чистое, как стёклышко, – и вдруг дождь! А мы зонтики не взяли. Ай-ай!
В классе уже никого не было. Ни тучки, ни чучела-бабучила. Его, наверное, смыло дождём. Хотя вроде и дождь в классе не капал. Ветер унёс тучку. Лишь один попугай Ку-Ку сердито покрикивал непонятно почему:
– Кыш! Кыш! Кыш!
Глава пятая,
но только её половина, в которой спрашивается: какое чудо на свете самое удивительное?
Когда начался новый урок, Чижик спросил:
– А какое чудо на свете самое удивительное?
– Самое удивительное? – замер на месте Карандаш. – Разве тебе мало чудес, которые были в школе?
– Ну а самое-самое? – настаивал мальчик.
– Ой, – прошептал художник, оглядываясь, как будто он хотел найти Самоделкина, чтобы учёный Самоделкин ответил мальчику.
– Верно, – подхватили ребята. – Какое чудо на свете самое удивительное?
– Надо подумать, – сказал Карандаш. – На свете много чудес.
Он подумал.
– А не спросить ли вам о чём-нибудь другом? А? – сказал Карандаш.
– Про что-нибудь? – задумчиво поглядел в окно Чижик.
– Про что угодно, – кивнул Карандаш.
– Не скучно ли дереву стоять всё время на месте? – спросил мальчик.
– Да, – согласился Прутик, – не скучно ли?
– А больше вы ничего не хотите узнать? – воскликнул удивлённый учитель.
– Можно мне спросить? – подняла руку девочка. – Не больно ли ёжику с другой стороны?
– Какому ёжику? С какой стороны? – ещё сильней удивился художник.
– От колючек, – пояснила девочка, – с той стороны.
– Ой-ёй-ёй, – сказал находчивый Карандаш, – я забыл уточнить у Самоделкина, в какое время у нас будет обед. Подождите меня в классе…
Художник спрыгнул с капитанского мостика и убежал к Самоделкину.
– Послушай, Самоделкин, – воскликнул он, – я, наверное, никуда не годный учитель! Ребята спрашивают, а я не знаю, что им ответить.
– Какие пустяки! – слегка удивился железный человечек. – Не может этого быть. О чём они тебя спрашивают? Я тебе в один миг отвечу.
– «Не скучно ли дереву стоять на месте?»
Железный человечек только звякнул своими пружинками.
– «Не больно ли ёжику от колючек?»
Пружинки Самоделкина почему-то заскрипели.
– «Какое чудо на свете самое-самое удивительное?» Вот, – вздохнул художник. – Видишь, я не виноват.
Но Самоделкин подумал и вдруг весело зазвенел:
– Спроси об этом у самих ребят! Ишь какие хитренькие! Сами спрашивают – пускай сами попробуют ответить.
Вторая половинка пятой главы
Художник вошёл в класс, поднялся на капитанский мостик и лукаво поглядел на ребят:
– Кто сумеет ответить: какое чудо на свете самое удивительное?
– Самое-самое чудо – это книжка! – сказала девочка.
– Тю! – иронически заметил Прутик. – Почему книжка?
– В ней так много всего прячется, – тихо ответила девочка.
