вскричал Игорь, и Дора снова принялась ломать мне кости в своих крепких объятьях. Затем Дора провела меня в комнату и, положив руку на голову, стала произносить слова клятвы, которую я должна была повторять. Все происходящее для меня было простым спектаклем, игрой. Я спокойно повторяла слова клятвы, осознавая, что ничего плохого пока не происходит. Ничего особенного в клятве не было, дословно я запомнила лишь одну фразу»… и я отрекаюсь от магии, от астрологии, от язычества…»
— Ну уж нет, — подумала я тогда, от этого я отрекаться не буду, но вслух повторила и эти слова.
Но, оказалось, покаяние — еще не конец посвящения. «Ты не можешь общаться с Господом своими людскими словами. Мы должны обращаться к Богу на божественном языке. Сейчас мы откроем тебе божественный язык — завершила Дора свои священнодействия. «Может, действительно, откроют?» — даже с небольшой надеждой наивно поверила я. «Давайте все помолимся за Марину, чтобы у нее открылся божественный язык», — провозгласила Дора и начала производить вокруг меня всяческие телодвижения, размахивать руками, скакать. Голоса людей слились в гул, бормотание каких-то нечленораздельных слогов. «Аля-баля-ка-ля» — неслась какая-то чушь. «Говори, говори!» — закричала мне Дора. «Надо что-то сказать», — лихорадочно подумала я и стала выдавливать из себя такую же абракадабру. «Аллилуйя! — восторжествовала Дора. — Все! Теперь ты владеешь божественной речью, теперь ты тоже можешь посвящать людей в веру!» Я еле сдерживала смех, внешне оставаясь собранной.
Тут со своего места поднялся невысокий коренастый молодой абориген и с полной серьезностью изъявил желание тоже принять веру. Дора положила мою ладонь на его голову с жестким ежиком черных волос, и я «сотворила» еще одного нового верующего.
«Марина! Представляешь, Бог специально привел тебя на Чукотку, чтобы ты обрела веру! И поэтому ты не уплыла в Канчалан на барже! Какое подтверждение Господне! Ты должна всем рассказывать об этом на своем пути!» — так подытожил Игорь все предшествующее действо.
Дверь квартиры была не заперта, в течение вечера к нам заходили люди, беседовали. Игорь с Дорой угощали голодных, чем могли. Кто-то принес огромную рыбину, Дора отрезала и передала кусок, видимо, особо нуждающейся женщине. Я познакомилась с учителем истории, чукчей по национальности, очень образованным начитанным человеком. Несмотря на весь этот религиозный уклон, я чувствовала в окружающих меня людях открытость, доброту. Они искренне интересовались моим путешествием, расспрашивали. Сравнение было явно не в пользу военнослужащих, у которых тянулась сплошная пьянка под завесой табачного дыма.
Борис, «новоиспеченный» мною верующий, пригласил меня жить к себе в квартиру, пока я ожидаю оказию в Канчалан. В квартире был телефон, что давало мне возможность в любой момент связаться с Канчаланом, чтобы искать попутное судно в поселок. Да и баржи с моторками уходили от причала Анадыря и оставаться на другой стороне лимана мне не было смысла. На следующий день я съездила в Угольные Копи, попрощалась с военными, забрала вещи и переехала в Анадырь.
Борис был наполовину чукча, наполовину эскимос, но кровь морского охотника в нем явно преобладала. Был он родом из Уэлькаля. Несмотря на инвалидность, на хромоту (у него была ампутирована половина отмороженной ступни), он хотел создать бригаду по добыче морского зверя, приехал из далекого прибрежного поселка в столицу и с семьей жил во временно пустующей квартире знакомых. Здесь, в Анадыре, он пытался получить денежный кредит на покупку вельбота и другого снаряжения, оформлял необходимые документы.
Дело двигалось медленно, и Борис, его беременная жена, трехлетний сын и 14-летний приемный подросток, родители которого погибли, откровенно голодали. Государственных пособий явно не хватало. Еще недавно для пропитания они с женой собирали яйца чаек, но теперь сезон высиживания закончился, а рыба только начинала идти. Я принесла в дом гречневую крупу, масло, сахар и надо было видеть восторг трехлетнего ребенка, поглощающего это нехитрое блюдо — обыкновенную кашу.
Четыре дня жила я у Бориса. Погода испортилась, было ветрено и дождливо, лиман бороздили огромные волны, в какой-то день не ходили баржи даже на другую сторону лимана, в Угольные Копи. Однако дни вынужденного сидения в Анадыре не прошли для меня напрасно. Я посетила краеведческий музей и познакомилась там с бывшим геологом, а ныне археологом, Сергеем Простаковым. Узнав, что я собираюсь путешествовать по Чукотке без накомарника, он подарил мне этот необходимый для спокойного существования среди туч комаров предмет. А также снабдил меня подробными картами «двухкилометровками» по некоторым участкам моего маршрута. Сергей оказался единственным человеком, который поверил в реальность моего мероприятия. Он работал в центральных частях Чукотки, сплавлялся по некоторым рекам на надувной лодке. «Дойдешь, — обнадежил он меня. — Долго, потихонечку, но доберешься», — таково было заключение эксперта.
В пятницу волнение на лимане улеглось, из Канчаланского совхоза должна была прийти моторка, и меня пообещали на ней захватить обратно в тот же день. С утра Борис и Антон, учитель истории, проводили меня к причалу. Но как узнать, что подходит именно канчаланская моторка? Берег, к которому она могла подойти тянулся на несколько сотен метров. Да и подойти она могла к другому месту, в устье небольшой речки немного в стороне от основного причала. Из поселка по телефону шли противоречивые сведения: то моторка еще не вышла, то уже давным-давно ушла.
Я побежала в министерство, куда, как выяснилось, должен был заходить Ятынто, заместитель директора Канчаланского совхоза. «Да, был здесь, уже уехал». Бегом я вернулась к причалу. «Он в Копи поехал, там загрузится и заедет за тобой. Он обещал, не волнуйся», — успокаивали меня Борис с Антоном. В бинокль мы проследили, как загруженная моторка отошла от причала на другой стороне лимана и взяла курс на Канчалан.
По лиману
Итак, моторка ушла без меня. Удрученная, я вернулась домой с Борисом и Антоном. Казалось, я потеряла все силы в этих бесплодных попытках вырваться из Анадыря. Мы снова сели пить дежурный чай с белым хлебом и сахаром — больше в доме из съестного ничего не было. «На таком пайке я скоро истощусь, не сделав и шага по маршруту», — пронеслось в голове. Я вскочила. Было около шести вечера.
— Когда начинается прилив?
— Да вот сейчас уже начнется, — Антон с Борисом недоуменно смотрели на меня.
Действовать нужно было немедленно. В смятении я выскочила на улицу, прошла по тротуару и неожиданно наткнулась на Сергея — геолога. Воистину, Анадырь был большой деревней.
— Ты еще здесь?!
— Да вот моторка ушла, обещали взять, но даже ничего мне не сказали…
— Сама бы плыла, давно бы уже в Канчалане была. 70 километров — подумаешь! Отплывай сейчас, завтра уже в поселке будешь! — оптимизма Сергею было не занимать.
«Положим не 70, а все 120 по лиману, а если поднимется волна? — подумала я, но в споры вдаваться было некогда. — Как просто. Действительно, надо плыть». Я забежала в магазин, купила буханку хлеба, банку сгущенки и возвратилась в квартиру.
— Все, Борис, Антон, спасибо вам, извините, не могу больше ждать. Уплываю.
Все произошло так стремительно, что они не сообразили даже, что и сказать.
От принятого решения прибавилось силы. Я подхватила свой рюкзак и с «пеналом» (чехлом с трубами каркаса и веслами) наперевес почти бегом рванула на улицу. Сообразив, что лучше не перегребать горло Анадыря, а переехать его на барже, я припустила к причалу.
Там как раз отходила последняя баржа в сторону Угольных Копей. Уже поднимались сходни борта, винт вспенивал воду, баржа, шурша галькой, отделялась от берега. Все происходило как в кино. С разбегу я успела перепрыгнуть на борт, и после такой лихой посадки вопрос об оплате проезда даже не встал. С уверенностью профессионального зайца я направилась к ближайшей машине.
— До Угольков не возьмете?
— Я в аэропорт.
— Ну, до развилки?
— Залезай.
