Капитан невольно поежился.
– Это наверняка потребует времени! Мне ведь потом придется долго лежать в бинтах.
– Ну, не так уж и долго. Видите ли, в искусных руках даже минимальное изменение способно разительно преобразить внешность. Вы даже не представляете, какие метаморфозы наступают при внесении малейшего нового штриха.
– А что будет в это время с грузом?
– Это не ваша забота.
Капитан не поверил Николаю Николаевичу.
«В больнице-то, под ножом хирурга, все и кончится. Какая-нибудь там остановка сердца, реакция на наркоз. Или еще что-нибудь в этом роде. Правда, это чересчур замысловато, когда меня можно спокойно кончить прямо здесь».
– Я не отдам вам груз, – решительно заявил он.
– Что значит: не отдам? Никто вас и спрашивать не станет! Вы что, ума лишились? Вы, похоже, думаете собственноручно пронести его в самолет? Это исключено. Груз отправится по назначению другим путем.
– Вы же сами сказали, что будет специальный чартерный рейс.
– Аэропорт есть аэропорт, – возразил Николай Николаевич, повторив мысли самого Гладилина.
– И когда, интересно, наступит этот счастливый момент?
– Да прямо сейчас.
Двери, ведшие в спальню, внезапно распахнулись. В гостиную вошли два дюжих молодца – таких же наголо бритых, как капитан, да и в остальных отношениях тоже похожих на него, нынешнего.
Только, в отличие от него, не травмированные.
Все, как он и предполагал, только числом поменьше.
Гладилин выхватил пистолет, намереваясь расстрелять всю троицу, но ему не позволили это осуществить.
По руке капитана был тут же нанесен удар, ПМ полетел на пол. Николай Николаевич предусмотрительно отошел в угол и оттуда следил за развитием событий.
Шея Гладилина попала в стальной захват.
Вопреки ожиданиям капитана, его не ударили по голове и не пырнули ножом. В руках второго амбала сверкнул абсолютно неуместный в распоряжении подобного владельца шприц. Игла ужалила сквозь рукав, и все заволокло мглой.
...В тот самый момент, когда капитан Гладилин проходил эту нехитрую медицинскую процедуру, отряд Маэстро уже вступил в Славяновку и, проверяя дом за домом, неотвратимо приближался к жилищу немки.
Глава одиннадцатая
НОВОБРАНЦЫ
Сроки поджимали, но Каретников, тем не менее, нашел время заглянуть в больницу и навестить Чайку. Чайка уверенно шла на поправку, и ее уже перевели из реанимации в хирургию. Черная полоса для нее, судя по всему, закончилась.
Посейдон пришел к ней с большим букетом роз и «дачкой» – обычный набор: конфеты-апельсины.
Чайка улыбнулась и покачала головой:
– Розы забирай обратно. У моей соседки аллергия на пыльцу и еще тысячу факторов. Сопли висят чуть ли не до пола, а чихает так, что мешает спать.
Палата была двухместная, но сейчас Чайка была одна, болезненная соседка ушла на процедуры.
– Не везет тебе с соседками, однако, – заметил Посейдон.
– И не говори.
– Куда же я дену букет?
– Девушке подари, куда же еще.
– Да, девушке, – усмехнулся Посейдон. – И где она, единственная и неповторимая? Первым делом – самолеты...
Чайка пристально на него посмотрела:
– Чувствую, что это ты не просто к слову. Куда-нибудь летим?
– От тебя ничего не скроешь. Летим, верно. Но ты пока напрасно примазываешься. Отдыхай, твой день – восьмое марта.
– Спишете вы меня, – с горечью сказала Чайка.
– Не говори ерунды, – при этом в голосе Каретникова не было слишком большой уверенности.
– И ты не говори. Ступай уж, я же вижу, что ты как на иголках. Спасибо, что пришел, я оценила.
– Поправляйся, – Посейдон неуклюже поцеловал Чайку в лоб, недоуменно повертел в руках опасный букет и вышел из палаты.
Молодец Чайка. Ни одного лишнего вопроса – куда летят, зачем... А ведь имеет право спросить, и он бы ответил, инструкциям вопреки.
...После посещения больницы он укрепился в решении насчет численности отряда. Он не позволит списать Чайку, конечно. Во всяком случае, он приложит к этому все усилия. Но Чайка выйдет из стационара не сегодня и не завтра, а ему не хватает людей. Семь – идеальное число, сказочное и волшебное. Так он считал про себя, отчасти будучи суеверным, хотя и старался не признаваться самому себе в этой слабости. Сейчас их пятеро, а о пяти углах изба не строится.
И Каретников решил безотлагательно связаться с Клюнтиным, чтобы затребовать пополнение. Он разговаривал с генералом в несвойственной ему категоричной манере.
Тот явно остался недоволен требованием-просьбой.
Посейдону было совершенно ясно, что Клюнтин не желает расширять круг лиц, посвященных в операцию.
И капитан догадывался, почему.
Но генералу было прекрасно известно, что Каретников и в самом деле привык к заявленной численности личного состава, и что все операции выполнялись именно этим числом людей. А на острове Коневец дела пошли так, что не хватило даже семи. Крепость доктора Валентино Баутце – твердый орешек, и если Посейдон говорит, что нужны семеро, то, значит, у него есть на то основания. Генерал-майор счел за лучшее выполнить пожелание капитана.
Поэтому вечером, в совещательной комнате все того же бара-подставы, Каретников был полностью удовлетворен, приветствуя новобранцев – лейтенантов Муромова и Капелыцикову.
Пятерка привычно разместилась за столом, и все сидели мрачные. Место погибшего Нельсона пустовало, наводя на тягостные напоминания. Отсутствие за столом Чайки тоже, признаться, не радовало.
Торпеда в достаточной мере пришел в себя, но был все еще бледен. Магеллан держался бодро, но немного прихрамывал. Лица Флинта и Мины ничего не выражали; оба молча потягивали пиво.
Внизу, под ними, глухо звучала музыка, то и дело доносились пьяноватые выкрики вперемешку с ненатурально задорными призывами диджея.
Когда вновь прибывшие офицеры вошли, Посейдон встал им навстречу:
– Прошу к столу.
Все обменялись рукопожатиями, после чего ненадолго воцарилось молчание. Новичков оценивали.
– Ну что, покрестим сразу? – обратился к «Сиренам» Посейдон.
– Только «Нельсон» не вариант, – сказал Флинт.
– Отныне вы «Сирены», – объявил новичкам Каретников. – Надолго это или нет – не знаю. Но даже если и всего на пять минут, то вы ведете себя как «Сирены» и мыслите соответственно. У всех нас есть оперативные псевдонимы – не красоты ради, как понимаете. Я Посейдон. Это Мина, это Флинт, Торпеда, Магеллан. А если уж у нас есть Флинт, то как вы смотрите, товарищ Муромов, на то, чтобы побыть пиратом и впредь именоваться, скажем, Сильвером?
Долговязый и обманчиво нескладный Муромов усмехнулся:
– Сильвер был одноногий... Инвалид.
– Зато стоил десятка здоровых.
