– Необходимо отвести от себя всякие подозрения. И мне придется подумать еще. Положитесь во всем на меня.
– А что делать с этим? – Фон Кирхенау покосился на труп Маркса.
– С ним? Ничего. Положим на место.
– То есть как, на какое место?
– Туда, где нашли...
– Нет! – взвизгнул Отто. – Я к нему не прикоснусь! И... вы что же – хотите сказать, что мне предстоит спать с ним в одном помещении? Да я лучше... я лучше отправлюсь в русскую тюрьму!
– Вы, может быть, и отправитесь, но мне этого совершенно не хочется, – спокойно возразил Эрих. – И я постараюсь не допустить такого оборота событий. Вам не нужно к нему прикасаться, я сделаю все сам.
– Но я не засну, – тот едва не плакал.
– Заснете, – уверенно ответил фон Кирстов.
– Но как?
Эрих ничего не сказал, только кивнул на початую бутылку «Столичной».
...Когда спустя полчаса фон Кирхенау повалился без чувств и захрапел, Эрих глубоко вздохнул, еще раз прошелся по номеру и остановился перед телефонным аппаратом. В его глубинах, как он давно и точно установил, находился «жучок», аналогичный тому, что сжимал в кулаке мертвый Людвиг. Неизвестные установщики устройства слышали весь их разговор. Неизвестно, какие выводы они сделают из услышанного. Оставлять труп в номере, безусловно, крайне опасно. Приходилось надеяться, что слушающие поняли Кирстова именно так, как он хотел.
Но всякой откровенности есть предел.
Он налил себе щедрую порцию, выпил и вышел в коридор. Изображая чуть нетвердую походку, постучал в третью дверь от лестницы слева. Хельга Лагенербе, которую туда поселили, сначала должна была делить помещение с какой-то простой русской бабой. Но потом неразбериха усилилась, и Хельге дали-таки отдельный номер.
Дурацкая путаница или нечто большее?
Русскую поселили с Ирмой Золлингер, благо та ничего не имела против.
Итак, никаких доверительных бесед при «клопах»...
– Фройляйн Лагенербе? – Голова фон Кирстова просунулась в номер.
Хельга – высокая и худая, сплошные мышцы – стояла возле окна, одетая к выходу.
– Позвольте пригласить вас прогуляться, – любезно предложил Эрих. – Я слышал, здесь есть казино...
Изображая идиота, он, естественно, переигрывал. Какое может быть казино в православной обители?!
Хельга ответила ему ледяной улыбкой.
– С большим удовольствием, герр Кирстов.
Кутаясь в куртку, она вышла; в коридоре Эрих галантно взял ее под руку и повел к выходу.
– Работаем сегодня, – произнес он негромко. – Маркс мертв. Он у меня в номере.
– Браун? – Голос Хельги был абсолютно спокоен.
– Я почти не сомневаюсь.
– Но он не один.
– И это более чем вероятно.
Непринужденно беседуя, они спустились в вестибюль.
Каретников прослушивал запись, по ходу пытаясь проанализировать ситуацию и принять решение. Действовать предстояло быстро.
– Этих двоих не трогать, – произнес он сквозь зубы. – Тут какая-то своя игра, и надо дать им проявиться. Не пересекаться и ни в коем случае не мешать – разве что при прямом нападении...
– Нападении – на кого? – спросил Флинт.
Посейдон задумался.
– На нас, – ответил он после паузы. – Насчет остальных я пока ничего не могу сказать. Придется действовать по обстоятельствам.
– Думаете, они и есть наши объекты? – В голосе Флинта звучало сомнение.
– Вполне возможно, но я не уверен. Похоже, что группа более разнородна, чем нам представлялось. Налицо столкновение каких-то интересов. Все за то, что Кирстов и Кирхенау не убивали Маркса, – во всяком случае, один из них точно не при делах. Иначе в происходящем нет никакой логики.
Вошел Магеллан.
Остальные было вскинулись, готовые к неожиданностям, но при виде товарища расслабились.
– Люди Гладилина в вестибюле, – доложил Магеллан. – Самого его не видно. Катер на месте.
– Ты выяснил, где он остановился?
– Ему дали второй номер. Дверь заперта, никто не отвечает.
– Он опрашивает монахов, – подал голос Торпеда. – Я видел, как он направлялся к игумену.
– Так это когда было, – поморщился Посейдон.
– У него работы непочатый край. Паломники, родители ребятни из лагеря, те же немцы...
– Тогда почему его люди бездействуют, сидят внизу?
Торпеда пожал плечами:
– Они не следователи, полномочий не хватает.
– Очень странно, что прислали такую маленькую группу, – пробормотал Посейдон. – Он должен был запросить больше.
Посмотрел на часы:
– Выходим через десять минут, разбиваемся по двое. Чайка, ты останешься здесь, будешь вести прослушку.
Чайка потемнела лицом.
– Шеф, – произнесла она негромко. – Это откровенный сексизм. Почему я? Мне есть чем заняться. Моя дорогая соседка – фигура подозрительная, уж очень приветливая и сладкая, аж противно. Мне лучше быть к ней поближе...
– Она в номере? – усмехнулся Каретников.
– Была в номере.
– Вот и слушай ее номер... Капитан, это приказ. Вы собираетесь возразить?
– Никак нет. – Чайка испепеляла Посейдона взглядом.
Тот оставил ее недовольство без внимания, повернулся к остальным.
– Задействуем три направления, сходимся на косе. Выходим через окно. Все ловят маяк?
Маяк находился в закладке для ее безошибочного обнаружения в темноте.
– Если наш выход засекут, это будет означать полную демаскировку и срыв легенды, – заметил Мина.
– Значит, надо действовать быстро и незаметно. Хотя возможно, что легенды нам больше не понадобятся. Весь этот шум для чего-то нужен...
Он не договорил, дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял капитан Гладилин, выглядевший озабоченным и будто готовым принести извинения. Щеки его, как обычно, пылали румянцем.
Когда он заговорил, в его тоне и вправду обозначились извиняющиеся нотки.
– Гражданин Сажин, – произнес он с некоторым усилием.
Посейдон смотрел поверх его плеча; помощники Гладилина покинули вестибюль и теперь сопровождали начальника.
– Я попрошу вас пройти со мной. Всем остальным предлагаю оставаться здесь и не покидать номер. Отрадно видеть вас собравшимися вместе, это облегчает мою не очень приятную задачу.
Каретников вскинул брови:
– Какую задачу, капитан? Что вам от нас надо, черт побери?
– Пройдемте со мной, и я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Погиб еще один человек, и я не могу позволить себе сидеть сложа руки.
– Да мы-то при чем? Что вы к нам привязались, в самом деле? Вам больше нечем заняться? Я
