злобных сил, стремящихся поработить её. Наступил торжественный момент, о котором вы так мечтали. В этот зал вы вошли юными шалопаями, а выйдете отсюда солдатами. Сейчас вы дадите присягу на верность армии. Пусть каждый поднимет правую руку и повторит за мной: “Я, - называйте свои фамилии, - по собственной воле…”
- Я, называйте свои фамилии по собственной воле…
- Стоп! Начнём сначала, и начнём правильно, иначе вас ждут НЕПРИЯТНОСТИ!
- Я не хочу! - пискнул кто-то.
- У тебя нет выбора, - мрачно заявил офицер. - Наша родина - демократическая страна, а вы добровольцы и дадите клятву. Если не дадите - а у вас есть такое право, - то вот через эту дверь попадёте в федеральную тюрьму, где просидите тридцать лет за уклонение от демократических обязанностей. Итак, повторяйте за мной.
Стараясь не вникать, мы повторили всё то, что он сказал.
- “…Служить преданно и во всём подчиняться вышестоящему… Смерть, если я изменю…смерть, если я усну на посту…смерть, если я дезертирую…” И так далее, вплоть до: “Клянусь именем отца, матери и бога, или богов, по моему выбору.”
- Опустите руки, поздравляю, вы теперь солдаты и подчиняетесь требованиям начальства. Первое требование начальства - добросовестно пожертвовать литр крови для госпиталя. Выполнять!
Едва держась на ногах от отчаяния, голода и потери огромного количества крови, мы ждали, когда нам, наконец, дадут отдохнуть. Но не тут-то было.
- Строиться! Каждый из вас сейчас получит форму разового пользования. Но пользоваться ею запрещается до особого распоряжения. Вы наденете форму, поднявшись по лестнице на крышу, откуда вас отправят в лагерь Слиммарк, где начнется ваше обучение. Каждый получит личный знак с его именем и служебным номером. На знаке есть желобок, чтобы его можно было легко сломать пополам. Ломать запрещается, это военное преступление.
- А почему нельзя ломать, если он для этого и предназначен? - пробормотал я. Сосед объяснил:
- Личный знак ломают пополам после смерти солдата. Одну половинку отправляют в архив, а другую кладут в рот мертвецу.
Наверное, вам не покажется странным, что я в тот миг почувствовал металлический привкус.
Глава 8.
В других обстоятельствах мне, наверное, понравилось бы путешествие на этом необычном воздушном корабле. Он имел форму огромной сигары, заполненной, видимо, каким-то газом. Снизу к сигаре была подвешена металлическая кабина, со вкусом украшенная орнаментом из черепов и костей; лопасти огромного винта могли толкать летательный аппарат вперед и вверх. Вид из кабины, наверное, был бы восхитительным, если б ее создатели предусмотрели иллюминаторы в пассажирском отсеке, где на исключительно неудобных креслах из литой пластмассы сидели мы, новобранцы. Я блаженствовал - на призывном центре нам лишь один раз позволили присесть, и то для того, чтобы сдать кровь. Пластмасса холодила тело сквозь тонкую фиолетовую ткань формы, пол под картонными подошвами, пришитыми прямо к штанинам, казался невероятно твердым. Единственный карман находился на груди; уложив в него мешок с личными вещами, каждый из нас стал похож на фиолетовое сумчатое животное, каких можно увидеть разве что в кошмаре.
- Я еще ни разу в жизни не покидал родного дома, - пожаловался рекрут справа от меня. Он всхлипнул и вытер мокрый нос рукавом.
- А я - покидал! - тепло и бодро заявил я. Ни теплоты, ни бодрости я не испытывал, но надеялся, подняв настроение соседа, тем самым поднять свое.
- Кормят в армии паршиво, говорят, - упорно скулил мой соратник. - Никто на свете не умеет печь сепкукодж лучше, чем моя мамочка.
- Пирог с луком? Ну и вкус у этого паренька!
- Забудь об этом, - весело посоветовал я.
- Если в армии и пекут сепкукодж, то наверное паршиво. Не горюй, тебя ждут другие радости: свежий воздух, физические упражнения. К тому же, солдатам позволено пить крепкие напитки и говорить непристойности о девушках.
Его оттопыренные уши заалели как знамена.
- Не хочу я так го парить о девушках! А пить я уже пробовал. Мы с Джоджо однажды выпили пива за сараем, так нас потом рвало…
От продолжения этой интересной беседы меня спасло появление сержанта. Распахнув дверь из пилотского отсека, он взревел.
- А ну, встать, кретенодж! - И позаботился о том, чтобы все мы выполнили приказ, нажав кнопку механизма, убирающего сиденья. Только я один не успел вскочить на ноги, и мне одному пришлось выдержать всю силу испепеляющего сержантского взгляда.
- Ты что, самый умный?
- Никак нет, сэр! Я выполнял приказ, сэр! - я подпрыгнул, грохнул пятками об пол и отдал честь - настолько энергично, что едва не выбил себе глаз. Сержант оскалил зубы, но тут меня заслонили поднявшиеся на ноги товарищи.
- Отставить болтовню! Руки вдоль туловища, ноги вместе, грудь вперед, живот назад, подбородок опустить, смотреть прямо и не дышать!
После секундной неразберихи образовались и застыли пурпурные ряды. Сержант разглядывал нас с нескрываемым презрением.
- Кажется, кто-то все-таки дышит. Не дышать, покуда не разрешу! Первому же кагалу, который посмеет вздохнуть, врежу в самое подходящее место!
В ответ - мертвая тишина Вскоре то один, то другой новобранец стал пошатываться. Застонав, один упал в обморок. Я бесшумно дышал носом. Кто-то захрипел - не выдержал. Сержант тут же подскочил к нему, и самое подходящее место на теле новобранца оказалось солнечным сплетением. Взвизгнув, жертва рухнула на пол, а остальные стали хватать ртами живительный воздух.
- Это вам маленький урок, - процедил сквозь зубы сержант. - Поняли, что я имею ввиду?
- Да, - тихонько пробормотал я. - Что ты - садомазохист.
- Что я приказываю, а вы исполняете, иначе пеняйте на себя.
В заключение этой неприятной сентенции у него перекосилось лицо, губы разжались, и блеснули желтые клыки. Далеко не сразу я понял, что это означает улыбку.
- Садитесь, ребята, устраивайтесь поудобнее, - вдруг благодушно предложил он.
“Куда? - подумал я. - На голый пол? Кресла же убраны”. Сержант любовно похлопал себя по мешку сала, перетянутому ремнем.
- Меня зовут Клутц, строевой сержант Клутц. Но не вздумайте обращаться ко мне по имени - это привилегия старших по званию. Для вас я -сержант, сэр или мастер. Вы должны быть скромны, исполнительны, почтительны и покорны. Я не стану описывать наказания за несоблюдение этих требований, потому что недавно поел и не хочу портить себе пищеварение.
По шеренгам прокатился тихий стон при мысли о том, какие ужасы могут испортить пищеварение этому чреву.
- Как правило, достаточно один раз наказать самого строптивого рекрута, чтобы сломить его дух. Но иногда его приходится наказывать во второй раз. В третий раз у нас никого не наказывают. Хотите знать почему?
Налитые кровью глаза скользнули по нам, и мне захотелось забиться в угол.
- Поскольку вы слишком тупы, чтобы ответить на этот вопрос, я отвечу сам. В третий раз орущего, брыкающегося, зовущего мамочку рекрута запихивают в особую камеру. Там из него с шипением уходят девяносто девять целых, девяносто девять сотых процента влаги. Знаете, на что он становится похож? Хотите посмотреть?
