натуральных глаз, желтых, с черными кошачьими зрачками…
Мимо Сварога бесшумно пронеслось длинное черное тело, ухнуло в воду, взметнув мириады тяжелых брызг, – пес, уловив невысказанный приказ хозяина, ринулся в бой. При дьявольском проворстве гармов и их умении на секунды словно бы выпадать из нашей системы ощущений, оборачиваясь бесплотной полосой тумана… Зеленой твари придется туго…
Жаль, что тварь об этом не имела ни малейшего понятия! После первых бесцельных мельтешений и дерганий вокруг нового врага зеленые щупальца целеустремленно сомкнулись, раздался громкий, истошный визг гибнущего зверя – и в щели этого омерзительного кокона струями ударила алая кровь, щупальца разомкнулись, взлетели какие-то черно-багровые клочья, уже неузнаваемые…
Издав сдавленное рычанье, в котором не было ничего человеческого, Сварог решился действовать. Уж если так быстро и бесславно погиб пес, то ему самому, сунься он в воду, оторвут голову еще проворнее – а подходящих заклинаний в памяти не отыскать, и есть только один выход… А Яну уже не видно за переплетением щупалец!
Почти не размахиваясь, он метнул топор в ту сторону, где вздымалась над водой шишковатая, усеянная желтыми буркалами башка. Оставалось надеяться лишь, что Доран-ан-Тег, до сих пор во многом загадка, вещь в себе, не подведет и на сей раз…
И вновь в воздухе упруго, шелестяще просвистел туманный круг, украшенный алым кольцом, колыхнулся, лег горизонтально, врезался в воду… В следующий миг озеро словно вскипело, превратилось в бурлящий, клокочущий ад. Уже не различить было, где взбаламученная вода, а где щупальца, в разных местах взлетали фонтаны зеленой жидкости, непонятные ошметки и клочки, вода, казалось, закипает, словно со дна ударил гейзер…
Увидев мелькнувшее посреди этого шумного безумия белое пятно, Сварог прыгнул в ту сторону, выхватив меч. Тут же оказался по пояс в липкой взбаламученной воде, глаза залило, ноги по щиколотку ушли в ил. Наступая на что-то дергавшееся, подвижное, живое, наугад отмахиваясь клинком от возникавших перед ним щупалец и ухитрившись-таки рассечь пополам парочку, он упрямо пробивался в ту сторону, где над водой то пропадала, то вновь появлялась белая рубашка Яны. В одном можно быть уверенным: что бы ни творилось вокруг, хозяина топор не заденет, как ни разбушевался…
Что-то ухватило его за ногу под водой, нахально и цепко. Сжав рукоять меча обеими руками, он наугад вогнал клинок, сверху вниз. Попал – тварь отцепилась… Вокруг все пенилось, бурлило и клокотало. Сварог упрямо продвигался вперед, временами оступаясь и шумно падая в воду с головой – вода попала в рот, и вкус был неописуемо мерзким, – а вокруг летели брызги, ошметки, тугой свист рассекаемого воздуха слышался со всех сторон…
Отчаянным рывком он преодолел разделявшее их расстояние – Яна опять исчезла под водой, но теперь Сварог ее отчетливо видел слезившимися глазами, да и вокруг стало гораздо спокойнее, тише. Присел на корточки, выпустив меч, обеими руками нашарил человеческое тело, рывком вздернул девушку над водой и, взвалив на плечо, поволок к берегу, взметывая при каждом шаге тучу брызг. Она оказалась отнюдь не хрупкой тростиночкой, но он не выпускал, тащил, поднявшись над водой по бедра, по колени, по щиколотки…
Понатужившись в последнем усилии, ухитрившись не поскользнуться на мокрой грязи у берега, вытащил Яну на сухое место, пронес еще несколько шагов и опустил на траву лицом вверх. От ее камзола остался лишь воротник, с которого свисало несколько полосок бархата, рубашка из тончайшего полотна превратилась в клочья, и взору открылись пленительные картины – сейчас, в этот миг, волновавшие не больше, чем трава под ногами. Усевшись – почти упав – рядом с ней, Сварог оглянулся, шумно отдуваясь, выхаркивая остатки воды.
С обитателем озера произошли необратимые перемены – как всегда бывало там, где поработал на совесть Доран-ан-Тег. На воде – превратившейся скорее в неописуемое месиво – сплошным слоем колыхались отвратительные куски. Мгновением позже топор по изящной дуге взмыл из воды, подлетел к Сварогу и шлепнулся в траву совсем рядом, только руку протяни.
Яна дернулась, издала нечто, напоминавшее сдавленный кашель. Сообразив, в чем тут дело, Сварог бесцеремонно перевалил ее лицом вниз, подпер ей живот коленом, нажал – и ее долго, шумно, обильно рвало жидкой зеленоватой гадостью. Когда окончательно прекратились спазмы и малоприличествующие коронованным особам звуки, Сварог некоторое время все же подождал. Убедившись, что процесс вроде бы прекратился, вновь перевернул ее пузом вверх, нашарил в кармане мокрый носовой платок – с монограммой и графской короной, ясное дело, – вытер девчонке рот и лицо. Она уже таращилась довольно осмысленно, хотя до сих пор отчаянно и звучно икала. Порвал бы своими руками, как Тузик грелку, дура, взбалмошная соплюшка без царя в голове…
Длиннющие мокрые ресницы отчаянно затрепетали – очухалась настолько, что осознала себя голой по пояс. Возвращаются женские рефлексы мирного времени вроде стыдливости – ага, оклемалась, зар-раза, ручками прикрывает мокрые прелести – ну совсем хорошо, и не блюет больше, и в себя пришла…
Стянув с себя мокрый кафтан, отвернувшись, Сварог швырнул его девушке, грубо рявкнул:
– Прикройся, странница по неведомым дорожкам!
Опустившись затылком в жесткую траву, блаженно вытянулся, достал двумя пальцами из воздуха зажженную сигарету и жадно втянул дым. Стояла совершеннейшая тишина, в просветы меж верхушками похожих на сосны деревьев проглядывало ясное небо, почти такое же голубое, как над Таларом, – хотя и наличествовал в этой синеве некий различимый глазом
– Это чудовищная ошибка… – послышался над головой неуверенный голосок Яны, и она вновь закашлялась.
– Вот именно, – сказал он, не меняя позы. – Чудовищная ошибка природы. По имени Яна-Алентевита. У природы тоже иногда бывают приступы безумия, и тогда она творит нечто вроде тебя… Убил бы дуру своими руками…
Отшвырнул окурок, смачно плюнул и направился к озеру. Минут пять побродив по колено в вонючем липком месиве, пару раз погрузившись по шею впустую, все же отыскал меч, отряхнул его от всего налипшего и бросил в ножны.
Когда он вернулся на берег, Яна уже сидела, обеими руками придерживая на груди его камзол, на вид вполне здоровая и оклемавшаяся. Она попыталась, правда, принять смущенный и пристыженный вид, но в голосе слышалась прежняя беззаботность:
– Кто же знал, что здесь окажется эта тварь вместо…
Беззаботность эта и вывела окончательно Сварога из себя. Искушение было очень уж велико, а другого такого случая могло и не выпасть за всю оставшуюся жизнь…
Она и пискнуть не успела, когда Сварог насел на нее, вмиг выкрутив руки и завалив физиономией в траву. Удерживая ее за запястья левой – она так растерялась, что не сообразила пустить в ход какие- нибудь магические штучки, – правой расстегнул тяжелую пряжку и вытащил из петель ремень, стряхнул с него ножны с мечом. Заворотил ей камзол на голову, на глазок отмерил должную длину ремня, намотал остальное на кулак. Размахнулся с превеликим наслаждением, бормоча:
– И никакое это не извращение, а запоздавшее воспитание…
После первого удара, звонкого, хлесткого, Яна завопила – но Сварога уже ничто не могло остановить.
Вспоминая классика: эх, взлетали батоги посреди весны! И уж точно – с оттяжечкой… Сварог трудился, как бездушный механизм, обрабатывая широким кожаным ремнем парочку округлостей, к которым совсем иным образом мечтали подступить светские хлыщи.
Опомнился, когда она в голос заплакала. Досадливо покрутил головой, отбросил ремень, охваченный вернувшейся жалостью, поднял ее из травы. Уткнувшись ему в грудь, Яна самозабвенно рыдала. Выплакавшись окончательно, затихла.
– И плевать мне, – сказал он потерянно. – Хоть в опалу, хоть на Сильвану, хоть на плаху головой…
– Дурак! – горько всхлипнула она. – Дурак, скотина, больно как, позор какой…
– Какого пса из-за тебя погубил, горе ты мое… – отрешенно сказал Сварог, пропустив мимо ушей ее дальнейшую тираду – любопытно, где она ухитрилась наслушаться словечек, не красивших и ронерского драгуна?
– Убила бы своими руками… – прохлюпала Яна.
