бренд и Достоевского прочли. Да еще Чехова прихватили с Гаршиным и Гончаровым, уж заодно. И вы с изумлением узнаете, что в стране, куда вы задумали вложить капитал, половина образованного класса – игроки и моты, развратники и «сладострастники» (карамазовская семейка). При этом заработать они ничего не могут и долгов не платят из принципа. А ведут они себя при этом как помешанные (трудно же считать Митю Карамазова, Свидригайлова и Карамазова-старшего со Смердяковым за нормальных людей).
А другая половина – идеалисты, юродивые (ибо избыточный, неуместный идеализм всегда заканчивается юродством), и они или вешаются, или убивают кого-нибудь, потому что право имеют и не хотят быть тварями дрожащими. Долги эта половина не платит по рассеянности и из-за того, что денег нет, потому что юродивые тоже деньги зарабатывать не умеют и не хотят (презирают). Ведут они себя уж точно как в сумасшедшем доме (а Иван Карамазов и князь Мышкин и впрямь сходят с ума).
И узнаете вы еще, что самая презираемая профессия в этом АО «Россия» – это финансисты и банкиры: Птицын из «Идиота», ростовщик из «Кроткой», старуха-процентщица. Они «процентные души», и их не грех презирать, пинать и обкрадывать (хотя живут за их счет с удовольствием). Вы узнаете, что честный и дельный следователь полиции Порфирий Петрович – «поконченный человек», а убийца двух беззащитных женщин Родион Раскольников – герой.
И вы что, вложите хоть грош в экономику этой страны? Нет, пусть наши инвесторы лучше не читают Достоевского. Или им надо сказать: «Господа, у нас Алеши Карамазовы и князья Мышкины никогда не придут к власти, Раскольниковы будут сидеть в остроге, Обломовых не изберут в парламент, а Штольцы могут заработать хорошие деньги».
Русская литература всегда представляла собой нечто вроде этих болотных огней, заманивающих в гибельную трясину. Русская литература прекрасна, но для жизни не предназначена. Нельзя жить на книжных полках; нельзя, чтобы между гениями и придурками не было никакой прослойки из сытых, упитанных, трудолюбивых буржуа и филистеров, разумных и скучных. Это и есть средний класс – основа, краеугольный камень, фундамент общества. А какие уж у Достоевского филистеры! Он их всех презирает. И в этом он, увы, остается социалистом. Каторга его не исправила, она только добавила к старым социалистическим хворобам гения свежий националистический насморк. Получилась смесь гремучая, в высшей степени неполиткорректная, для Европы предосудительная и с большим трудом гуманизмом писателя искупаемая.
Однажды некий добрый, но несчастный человек в возрасте слегка за 30, которому в жизни катастрофически не везло, заболел психической болезнью. В открытой форме. Раньше за ним тоже кое-что замечалось, но это можно было списать на повышенную впечатлительность, а после явного приступа он все осознал и сделал выводы…
У этого человека была привычка записывать свои больные фантазии, безумные идеи и выводы, к которым он приходил в результате своих нездоровых размышлений. Не исключено, что таким манером он хотел вылечиться. А окружающие в целом ничего не замечали и думали, что у парня все в порядке.
Одна из записей, довольно объемная, кстати, была тоже про сумасшедшего, которого автор снабдил «искривленной, злой, бессильной улыбкой» – похоже, своей собственной. (Не про здоровых же писать больному, в самом деле, откуда ж ему знать, как те живут и чувствуют.) Тот утратил контакты с окружающими, бросил работу, учебу и своих друзей, которые его и так сторонились, по понятной причине. Так часто бывает с психбольными. Однажды он убил человека, – если сумасшедший буен, то такое, увы, легко может произойти. Убил как бы с целью ограбления, но на самом деле взял-то всего ничего, да и то чисто случайно не потратил, а запрятал куда-то. Далее он романтически влюбился в одну питерскую проститутку, у которой, как водится, было длинное жалобное объяснение, от чего она избрала свою профессию: тяжелое детство, трудная жизнь, голодная семья (на Украине, кажется, вроде и сама она была оттуда – точно не помню), ну, дежурный набор. И тот сумасшедший решил посвятить ей свою жизнь. С одним из моих шоферов была ровно такая же история, кстати, он ушел из семьи и стал в гараже жить с девицей с Тверской, перевоспитывая ее. Персонаж наш подобно шоферу тоже бросил своих родственников, испортив им попутно личную жизнь, и носился с идеей, что-де проститутки благородней непроституток. Он еще и пил, я забыл сразу сказать, этот парень, что вообще усугубляет течение болезни. С подругой своей он вел странные беседы и задавал ей идиотские вопросы: а молится ли Богу, а будет ли жалеть, если ее младшая сестра тоже пойдет в проститутки и проч.?
Далее персонаж признался проститутке в убийстве, она его стала жалеть, а он ее, и все в таком духе. И они еще мерились, кто из них больше страдает. Девица, наверное, тоже была с диагнозом, это наследственное, у матери ее имелись психиатрические проблемы. Окружение у влюбленных было тоже не очень: алкоголики, подонки, сексуальные маньяки, самоубийцы и проч. Они постоянно вели длинные и довольно бессмысленные разговоры, бесконечно ходили друг к другу в гости, но при этом не выпивали и не закусывали, а сидели на стульях и разговаривали, а также совершали различные подлости (шантаж и прочее), следили друг за другом.
После сумасшедший убийца оформил явку с повинной, и ему дали всего 8 лет. Проститутка поехала за ним на берега Иртыша, где несколько ранее отбывал срок и сам автор. Текст обрывается на том, что голубки зажили там счастливо.
Я, не будучи медиком, сперва взял на себя смелость раздавать диагнозы, но после засомневался. И обратился к знакомому психиатру Андрею Бильжо за консультацией. Но описанные (еще подробнее, чем тут) симптомы и ему позволили поставить диагноз.
Вот что рассказал мне доктор, цитирую дословно: «Эта симптоматика характерна для юношеского периода. Поиски себя, низкая трудоспособность, слабость, неуверенность в своих силах, депрессия, волевые функции снижены. Это может иметь место в рамках депрессии. Но далее депрессия усугубляется и приобретает форму параноидального бреда. У больного появляются бесплодные мудрствования, элементы метафизической интоксикации, галлюцинации, симптомы бреда величия – так что можно говорить о начале шизофренического процесса. Часто в таких случаях развиваются инфантильность и непродуктивность. Люди вроде ищут работу и находят, но не могут приспособиться и компенсируют это уходом в дворники, отъездом в Сибирь куда-нибудь, уходом в монастырь или просто пьянством».
Я до сих пор – со школьных времен – не понимаю, отчего эта незатейливая история из жизни сумасшедших, которой автор дал претенциозное название «Преступление и наказание», разошлась такими тиражами… Особенно эту и прочие истории Достоевского любят почему-то на Западе, который ответ на тайну «русской души» ищет почему-то в рассказах душевнобольных.
«Да! – сказала она с мукой. – Нет! – возразил он с содроганием. – Вот и весь ваш Достоевский!» Это вам цитата из Бунина. А вот еще одна из мудреного теоретика Гаспарова: «Как Достоевский взял криминальный роман и нагрузил психологией, так Набоков взял порнографический роман и нагрузил психологией. Получились „Лолита“ и слава».
Иван Александрович, слава Богу, родился в купеческой семье. И это сразу направило его по правильной стезе. Тайный внутренний манифест и его, и его героев-прагматиков (у кого нет имения и «питательных» крепостных душ для фуршета, а надо откуда-нибудь добывать: дядюшку и племянника, Адуевых и Андрея Штольца) можно начерно отобразить так: «Все ищут ответа, где главный идеал. Пока ответа нету, копите капитал!» Всю жизнь образованнейший Гончаров зарабатывал деньги, служил прогрессу, Отечеству, а заодно даже царю и вере (поскольку последняя пара не противоречила первой в его время). Начав с коммерческого училища и порядочного знания французского и немецкого языков, он кончил отделением словесности Московского университета. Последняя ступень в жизни академической была достигнута в 1860 году: писатель стал членом-корреспондентом Академии наук Санкт-Петербурга.
Начав жизнь в яркую, радостную, феерическую пушкинскую эпоху (родился в 1812 году; их с нашим Демиургом разделяют, следовательно, 13 лет), он закончил ее в 1891 году, в трезвую, практическую, уже вполне буржуазную эпоху, меблированную такими понятиями, как «акция», «счет в банке», «бюджет», «пайщики», «партнеры».
Наевшись досыта народничеством и опившись крови, оцета и желчи с народовольцами, убившая лучшего из своих царей Россия вышла из этих политических игр, копила капитал, богатела, по солженицынской мечте «сберегала народ» и готовилась принять на царство своего последнего царя, скромного и непритязательного мученика. Гончаров жил долго и спокойно, со вкусом.
«Блюдя достоинство и честь, не лез, во что не стоит лезть». Но здесь ирония Петера Вейса и кончается.
