дать по рукам, пока ярлык на Великий стол окончательно не закрепился в ее руках, пока Москва не прикарманила себе митрополита (почти авиньонское пленение, начатое Филиппом IV Красивым; но во Франции – на 70 лет, а в Москве – навсегда!). Весы колебались 30–40 лет; и где был Господин Великий Новгород, когда Михаил Тверской молил о помощи и закамском серебре? Новгород тогда мог изменить судьбы Руси, а он в своем недальновидном эгоизме считал, что дела этой самой Руси его не касаются, что он сам по себе. Два великих политика, две героические личности, Михаил Тверской и Марфа Борецкая, разминулись во времени на 150 лет. Михаил отдал жизнь, пожертвовал сыном и внуком. Марфа тоже отдаст жизнь, отдаст обоих сыновей, отдаст внука. Оба не смогут ничего изменить, ничего не выиграют, кроме честного имени в потомстве, а потомству прикажут забыть, и оно забудет, и никто, кроме книжников, не будет знать их имен. Каждый умрет в одиночку: и вольные города, и их защитники. А в 1470 году было поздно пить боржоми. Иван III, политик великий и безжалостный, первый архитектор вертикали, среагировал мгновенно: новгородские бояре, пожалованные московским боярством, – подданные Москвы. Измена! Государственная измена! Они замыслили переметнуться к Литве! Агенты влияния Запада! Сепаратисты! Московский спецназ (всего 5 тысяч человек) собрался очень оперативно, армия шла за ним. Болота новгородские замерзли, как Сиваш перед большевиками в 1920 году. Можно было идти быстро. Урожай на юге, в Москве, собирали раньше, чем на севере, в Новгороде. В Новгороде никто не ждал ни такой быстрой реакции, ни такой молниеносной переброски войск. «Зима», как всегда на Руси, наступила неожиданно. И здесь вполне оправдалась старинная милитаристская пословица: «Не хочешь кормить свою армию – будешь кормить чужую». Новгород выставил 40 тысяч представителей гражданского общества. Они были храбры, но большинство никогда не держали в руках ни меча, ни копья. Битва при Шелони, 1471 год. Полный, страшный разгром. Первую Пуническую войну московский Карфаген выиграл. Необученный героизм против военных профессионалов – это не прошло. Оставшиеся в живых завидовали мертвым: пленным отрезали губы и носы и в таком виде отпускали их в нашу несчастную республику, не вовремя положившуюся на международное право и «общеевропейские ценности», тогда как «Para pacem – para bellum» («Хочешь мира – готовься к войне»). Четверых сепаратистов, взятых в плен и считавшихся самыми опасными предводителями новгородских «бандформирований», Иван III велит казнить. Но им отрубят головы не сразу: сначала до полусмерти будут бить плетьми (ордынская традиция). Нет на Руси больше неприкосновенности личности. Ни для кого. Бояре – тоже холопы великого князя. А московские бояре будут с ужасом смотреть на казнь и проникаться лояльностью.
Их было четверо, лидеров новгородского сепаратизма. Дмитрий Борецкий (сын Марфы) и Василий Губа-Селезнев. Эти от боярства. Децимация (это римская казнь каждого десятого по жребию). Киприян Арзубьев от купечества. Еремей Сухощек от людей церковных. А где же были былые мятежники? Тверь, Псков? Все осталось в прошлом; и тверская вольность, и бунт Пскова против Даниловичей и монголов. Иван III сколотил что-то вроде Варшавского договора, и этот договор был обязан посылать войско против всех, кто пожелает освободиться от власти Москвы. Как в 1968 году, когда в Прагу вошли войска не только СССР, но еще и четырех «договорщиков» (хотя бы и для вида; главное – соучастие и круговая кровавая порука).
Против «новгородской весны» заставят идти и Тверь, и даже Псков (в 1477 г.). Вы скажете, что Иван III был чудовищем? Вовсе нет. Он был Драконом. Русь захотела избавиться от ордынского Дракона. И завела себе своего собственного. Дракона Драконом вышибают. Слабые люди, не умеющие вынести свободы и ответственности. (А это уж византийская традиция.)
А где был король Казимир? Договор типа антантовского был ведь подписан, правда? Где были Польша и Литва? Запад был там же, где он пребывал в 1938 году, сдавая Чехословакию Гитлеру, и в 1968-м, сдавая ее же Брежневу. Запад продал Новгород. Но предательство никогда не остается безнаказанным. Польшу делили трижды, начиная с 1757 года. Подавляли русские войска и три восстания: восстание Костюшко в конце XVIII века; в 1830 году; в 1863-м. Потом Польшу поделят еще раз, уже в 1939 году. Потом она окажется в этом самом Варшавском договоре, под властью коммунистов, до нашей перестройки. Вы будете смеяться, но это следствие того старинного предательства XV века. Польша решила, что демократическое устройство Руси и выживание в Новгороде демократии – не ее дело. А колокол всегда звонит не по постороннему, а по тебе. Тот самый вечевой колокол, который был снят с башни на новгородском вече (уже в 1478 г.) и увезен в Москву.
Литве еще больше потом достанется, она и вовсе войдет в состав СССР.
Кажется, поляки и литовцы поняли тот старый урок. Они помогают Украине, Белоруссии, российским демократам. Но несколько веков страданий они себе в 70-е годы XV века наработали. Прошлое не отменить.
А Новгород тогда сдался. Его сломали неудачи. И сдался именно охлос. Марфа Борецкая вытерла слезы и хотела продолжать. Новгородский же охлос решил, что лучше московский Иоанн, чем свои олигархи. Охлос всегда сдается, а дворянство хранит честь и «раньше думает о Родине, а потом о себе». В Польше и Литве было так же. С Россией воевала шляхта, а крестьянам было все равно.
С Новгорода ощипывали перья, как с райской птицы. По очереди. Медленно. «Дожимая». Найдутся 2 предателя (наверняка завербованные московской СВР), Назарий и Захария, и они в 1475 году будут бить челом Иоанну III, чтобы он сам лично судил тяжбы, а не посадник новгородский. Словом, чтобы Новгород окончательно стал как все.
Тогда Иоанн III посетил агонизирующий Рим лично. И велел арестовать второго Марфиного сына, Федора, и с ним еще несколько человек. Как агентов Литвы и идеологов сепаратизма. Узники, одни из первых политзаключенных Москвы, умрут в острогах и темницах, и Марфин сын – раньше всех. Никаких 14– 15 лет. Все делалось быстро.
С женщинами тогда воевать было не принято, с ними не считались. Но в 1478 году Марфа все-таки дождется этой чести. Иоанн III ее противником признает, потому что она не дрогнет до конца, не попросит о мире, не присягнет, даже не будет молить о жизни детей. Римская твердость. Чистая скандинавская традиция, холодная и сверкающая, как сталь. Викингов не продавали в рабство и не брали в плен. Даже мягкой, немного обломовской, гуманной славянской традиции в Марфиной душе не было. Все отдать: имущество, детей, внуков, свободу, жизнь. И не заплакать.
Ее быстро уморят в Москве. И внука Василия, сына Федора («член семейства врага народа», ЧСИР – член семьи изменника Родины), тоже.
Будет еще тщетная попытка отпора в 1477 году, но Шуйский-Гребенка, полководец Новгорода, испугается и побежит сдаваться, а народ не выдержит долгой осады. Будет снят вечевой колокол, разрушено вече, отнято право судиться своим судом. Никаких посадников. Иоанн вывезет из Новгорода 300 возов добра, ограбит даже монастыри. А с 1481 года начнется ссылка «опальных народов». За 500 лет до Сталина новгородцев стали высылать в Москву (вместо Сибири, которая еще не наша; интересно, что Иван III рассматривает свое княжество как каторгу). И в Ярославль, и под Калугу, лишь бы подальше от Новгорода, который должен был стать как все. И вторая, и третья Пунические войны были проиграны. Рим пал, Карфаген возвысился. Скандинавская традиция стала бездомной и подпольной. Маленький город, Новгород, архитектурный рай для туристов, предмет экономических реформ Михаила Прусака. Голосует, как любая окраина: за коммунистов, ЛДПР, партию власти, отдавая демократам жалкие единицы. И это место стало пусто.
И дальше сильный центр железной рукой прошелся по регионам. После новгородского разгрома они и пикнуть не смели, сразу валились в ноги. В 1472 году присоединяют Пермь. В 1485 году в Твери появится князь Михаил, весь в своего великого предка, св. Михаила. Он заключит союз с Литвой, но сопротивляться уже не сможет. Скандинавская традиция никогда больше не выстоит в открытом поле. Тверь разгромят еще раз. И присоединят. В 1510 году без боя падет Псков. В 1517 году к Москве отойдет Рязань, и, наконец, завершит это триумфальное шествие автократии Чернигов – в 1523 году. Свобода утратит опору на регионы, будет завязано в узел все. И тогда прозвучит последний довод народов. Последний довод королей – война. Последний довод народов – самопожертвование и диссидентство. Когда между деспотизмом и свободой не остается ни лесов, ни полей, ни крепостных стен, ни ратников, между ними протискивается своим хрупким телом человек, пытаясь закрыть тоталитарную амбразуру. И с ним нельзя ничего сделать. Его нельзя взять штурмом, завоевать, присоединить. Здесь не помогут пушки и армии. Его можно только убить. Замучить. Казнить. Но если он умрет несломленным, тогда победы не будет.
При Иоанне III государство, казалось бы, одержало победу и всех сумело «собрать, воедино связать и
