отчуждения: в эсерах, в мятеже 1905 года, в свержении монархии.
России выпали последние 20 лет передышки с 1882 по 1904 год, до нелепой и проигранной с позором и большой кровью Русско-японской войны. 21 год на весах исторического процесса – это как час. Всего лишь час эпохе передышка… Страна попытается сделать какие-то главные экономические дела и кое-что даже успеет. Многие фигуранты эпохи еще успеют получить ордена за Первую мировую войну или по гражданской части. А некоторые, те, кто еще молод сейчас, в 80-е годы, успеют дожить и до вышки. До большевистской вышки.
Но для начала интеллигенция потребовала от Александра III подвига самоотречения, на который оказались бы способны разве что Перикл, Генрих IV или Юлий Цезарь. Глубоко верующий гуманист Гаршин, религиозный мыслитель Владимир Соловьев (сын, кстати, воспитывавшего царя историка Сергея Соловьева), гуманист и антиглобалист первой волны, идейный руссоист Лев Толстой… писали, и даже дежурил кое-кто в подъездах. Требовали помиловать народовольцев, осужденных по делу 1 марта. Не из любви к террору или террористам. Не думаю, чтобы христианский идеолог В. Соловьев оправдал убийц Александра II. Не думаю, что Лев Толстой считал их своими учениками (все-таки персонажи его «Воскресения», которым сдали на перевоспитание Катюшу Маслову, никого не убили, а только теоретизировали и раздавали брошюры). Не думаю, что Гаршину понравилась фанатичка Перовская так, как нравилась Шарлотта Корде. Шарлотта была мягче и наивнее, а жестокий палач Марат, настоящий Дзержинский или даже Ежов Французской революции, нисколько не походил на реформатора и джентльмена Александра II. Просто они были чутки и прозорливы, и их художественное предвидение подсказало им единственный способ очистить царствование и Россию от крови, вражды и менталитета вечной гражданской войны. Они предвидели падение России в пропасть, разверзшуюся между молодежью и государством, и понимали, что только неслыханные поступки власти могут эту пропасть уничтожить. Пусть сын простит убийцам своего отца, пусть скажет им: «Вы теряли своих товарищей и за это убили моего отца. Довольно крови. Позовите своих друзей, я возьму моего Лорис-Меликова, которого даже вы не приговорили, видя его достоинства. Я готов служить делу свободы, но я хочу, чтобы выжила страна, и не все зависит от земных властей: сделать людей равными в достатке им не дано. Но мы вместе составим Конституцию и посмотрим, что можно изменить в России, чтобы она стала вам матерью, а не мачехой. Я объявляю всеобщую политическую амнистию, и мы простим друг другу. Вам больше не надо будет ездить в Европу, потому что Европа будет здесь. Нигилисты получат места в Государственном совете, и мы вместе будем готовить Россию к выборам». Могло ли подействовать такое средство? Могло, ох, могло. Народовольцы в основном, если не считать таких мизераблей, как Рысаков и Ванечка Окладский, или честолюбцев типа Гольденберга, были личностями крупного масштаба. Выполнив и перевыполнив ультиматум «Народной воли» после такого ее ужасного преступления, простив убийство отца, Александр III настолько бы подавил и ошеломил Желябова, и Веру Фигнер, и Перовскую, и Александра Тимофеева, что в России мог наступить и гражданский мир, и конституционный процесс, а большевики, которые себя берегли и излишне не рисковали (все их жертвы – Бабушкин и Бауман), не получили бы этот пьедестал из чужих виселиц, чужих жертв, чужого огня, на котором они, как непрошеные наследники народников, народовольцев и эсеров (причем правых), воздвигли свою диктатуру, пустив на дно Империю тараном из мифа о своем героизме и своих страданиях. Еще не пришло время таких холодных и бессовестных политиков, как Савинков, посылавших на смерть Каляевых, а себя приберегавших для «великой цели». Ведь «Народная воля» – это не народники, они требовали не немедленного социализма, а парламента и гражданских свобод. И ведь Лорис-Меликова народовольцы выделили, он остался без приговора. Лорис-Меликов – это был такой Александр Николаевич Яковлев конца XIX века, и его реформаторские усилия были оценены даже врагами престола. Я так и вижу, как Желябов рыдает в объятиях Александра III и как они вместе оплакивают убитого Освободителя. Глядишь, наши атеисты и в Бога бы уверовали, ведь на суде Желябов сказал, что суть учения Христа он признает («Душу свою полагать за други своя»). Господи, это была последняя развилка в нашей истории. Дальше наш курьерский понесся к разведенному мосту на всех парах, а в 1881 году можно было реально перевести стрелку. И воздвигся бы на Александровой крови не только Храм, но и западная, английская модель развития.
Конечно, нельзя дать гарантию. Юлий Цезарь пошел на смерть ради сохранения римской свободы, но смерть его была напрасна: ни Брут, ни Кассий, ни Цицерон к власти не пришли, а из гражданской войны, ради отмщения за него начатой Антонием, вылупился первый реальный тиран, уже император, хотя по форме и «princeрs», Август. Октавиан Август, приемный сын, наследник, столь же близкий к названому отцу по духу, как Путин к Ельцину. История циклична и замкнута, и в этом сложном пространстве полно мостиков, переулков и спиралей. Можно и обратно прийти. По крайней мере российская история – колесо, а мы там играем роль белок.
Все случилось традиционно. Народовольцы не раскаялись и получили свой эшафот. Казнь была публичной, студенты пытались приветствовать смертников, «охотнорядцы» их за это били, а гуманные люди падали в обморок (не надо ходить на казни смотреть). Много семян ненависти и мести упало в холодную северную землю. Впрочем, одного из убийц Александр все-таки помиловал, но об этом, кажется, все забыли. Ведь по делу 1 марта судили еще Гесю Гельфман. Она была беременна, хотела скрыть все от суда, чтобы умереть вместе с товарищами (еще одно доказательство, что эти люди не знали страха и репрессиями их нельзя было остановить). Ее выдала судьям Софья Перовская, имевшая диплом акушерки (народническое прошлое). Гесе вынесли смертный приговор, но отложили казнь до «разрешения от бремени». Однако когда она родила, ей сохранили жизнь, Александр ее помиловал. Хороший поступок, но «спасибо» никто не сказал. Александр в либеральную копилку России ничего не внес, кое-что назад повытаскивал, но копилка не была разбита вдребезги, в нее лазали, да, но не отняли совсем. Напротив: Александр создал базу под будущие реформы, солидную экономическую базу. Он нашел себе своего Гайдара: Сергея Юльевича Витте. А Витте стал действовать в духе будущей мечты Столыпина: сначала создать класс собственников, имеющих гордость, достоинство и свободное сознание, а потом уже дать им политические права и свободы, снова откладываемые в спецхран. Крестьяне опять-таки могли подождать: им дали то, чего им хотелось больше, чем свобод: отсрочили выкупные платежи, сделали Крестьянский банк, часть податей отменили, часть уменьшили. К тому же начинается переселение в Сибирь, за государственный счет и еще с подъемными. Честные и работящие там без награды не остались: иметь в Сибири всего 40 коров почиталось за бедность. Дворянам тоже бросили кость, и они свой банк получили. Хозяйничать без крепостных многие так и не научились, пришлось правительству из болота тащить и этого бегемота.
Александр был консервативен, но он страну ни в какие войны не вверг, даже в освободительные. Когда Болгария в очередной раз восстала, он приказал посольству не вмешиваться и не помогать. И стерпел всю какофонию проклятий, которые на него обрушили «панслависты» и «всеславянцы». Александр поступит здесь как западник и либерал: никаких этнических мотивов, никаких рыданий по поводу «братьев-славян». Одни только государственные интересы. А русско-турецких войн и скобелевских подвигов, а также оставшихся под Плевной навеки русских солдат и при Александре II хватило. Здесь Александр был совсем молодец. Никакой демагогии на тему: «Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». На Кавказе и в Средней Азии он тоже не очень усердствовал, дальше статуса-кво не пошел. Но самое интересное – это его отношения с Францией. О, Александр был политически широк, толерантен и отнюдь не глуп. Помните, как бесновался Николай I и какие гадости говорил французскому послу? А Александр III с республиканской Францией дружил. Он обменялся с ней эскадрами. Визиты вежливости республики в Империю! Он без всяких выходок протеста выслушал революционную «Марсельезу», гимн Франции, унаследованный от санкюлотов. Значит, был дипломатом, умел держать себя в руках.
Франция и Англия, с которой сойдется уже Николай II, – это была приличная компания. Почти Шенген или Евросоюз. Даже при том, что кончилось все Антантой, а Антанта – это война.
Что ж, Витте поработал на славу. ВВП рос как на дрожжах, протяженность железнодорожных путей выросла вдвое, нефть наша уже тогда наводнила Европу (на полную мощность работали промыслы в Баку). Россия была сыта, по своему обыкновению – пьяна, нос у нее был в табаке и нахально задран от всегдашнего третьеримского самомнения.
Но в эту бочку меда Александр (или его окружение) упорно подливали ложки дегтя: ложечку за ложечкой. Не стоило Александру демонстрировать свою ксенофобию по отношению к Польше и Финляндии. Да и к немцам тоже, совсем уж бывшим ни при чем. Он же был хорошо воспитан. Представляют ему генералов, и все почти с приставкой «фон». Ну и слава Богу: генералы все ученые, отменные, грамотные,
