— Должен, ещё как должен. Ты должник перед ними только за то, что ты не такой как они. Ты молод, здоров, силён. Вот и отдавай им долги сполна. Когда на этом поприще станешь таким же — можешь залазить в ту же палатку на нары, и тебе будут должны другие. Таков закон любви. Тебе его ещё долго постигать.
Отец Тихон развернулся и пошёл к церковной палатке.
Радисту хотелось спать, он очень устал. Обида на отца Тихона за его слова, и обида на себя, за то, что он чувствовал эти слова правильными, душили Радиста. Он снова хотел уйти, только надо было найти для этого оправдание.
Он сидел возле палатки, уже не реагируя на крики и призывы о помощи больных. К нему подошла миловидная молодая женщина в платке. Она по-доброму улыбнулась и спросила:
— А ты — новенький санитар? Здравствуй, рада тебя видеть.
Она протянула Радисту руку и тот, вставая с пола, поздоровался:
— Здрасьте.
— Сестра Марфа рассказывала про тебя. У неё на тебя большие надежды, говорит: «Этот не на один день пришёл! Этот — наш будет!». Она ни про кого так никогда не говорила, поверь мне... А я — Анастасия Галинская, можешь просто — Настя. Я — врач, на обход пришла... Ну, пошли, как там наши лапушки, посмотрим.
Увидев врачиху, «лапушки» начали в один голос кричать и жаловаться на боли, просили обезболивающего, просили вылечить, просили умертвить, а некоторые даже просили «отрезать то, что болит».
Настя, как будто не слышала их. Она к каждому подходила, улыбалась всё той же неподдельно доброй улыбкой, ласково говорила:
— Потерпи, миленький, потерпи ещё немножко...
— О-о-о. Я ж тебе, солнышко, говорила, что заживёт! Видишь — заживает.
— Так-так-так. С тобой, зайчик, надо что-то делать. Мы тут ручку отрежем, чтоб гангрена не разошлась. Ну, ничего-ничего, без руки жить можно. Вон, на Михалыча посмотри: без рук без ног, а какой бодрячок!
Радист вспомнил Мясника с Нейтральной. Он не знал, кто более квалифицированный врач: Настя или Мясник. Но он видел, что после обхода Анастасии настроение у больных повышалось, часа два его почти не беспокоили. Даже Михалыч и тот начинал улыбаться и пытался шутить, рассказывая какие-то несмешные истории.
К обеду в палатку прибежали двое детей Анастасии — двойнята Александра и Сергей. Больные этих детей ждали также как отца Тихона и Анастасию. Дети приходили каждый день. Они абсолютно не гнушались составом и состоянием больных в этой палате. Часа два или три они пели песни, рассказывали выученные наизусть недетские стихи, вслух читали книги, как могли, помогали Радисту. Некоторые больные, правда, в присутствии детей по-прежнему кричали. Но остальные не обращали на крикунов никакого внимания, как и сами дети.
Одна часть Радиста всё также сильно порывалась уйти. Но после встречи с Настей и её детьми, вторая его часть не могла найти этому оправдания. Тем более, что шли вторые сутки его послушания. Осталось трое суток.
Так день за днём Радист прожил пять суток в этом бессонном кошмаре, разбавляемым общением с Настей, приходами Сашки и Серёжки, и вечерними службами в церковной палатке. Наступал долгожданный срок получения ответов от отца Тихона на интересующие Радиста вопросы.
Умываясь утром, Радист случайно увидел себя в зеркале. Он и раньше не был упитанным, но теперь у него впали щёки; вокруг глаз — чёрные круги, на лбу — проступают морщины. Он выглядел лет на десять старше своего реального возраста. Если он побудет здесь ещё немного, то станет стариком.
После службы он зашёл в келью священника. Тот опять что-то мастерил.
— Здравствуйте, отец Тихон!
— Здравствуй, брат Игорь.
Радист думал, что отец Тихон сам начнёт разговор, но тот по-прежнему что-то строгал. Радист подумал, что отец Тихон забыл о нём и о наложенном на него послушании, и начал сам:
— Отец Тихон. Прошло пять дней. Я пришёл за ответом.
— За каким?
Радист подумал, что отец Тихон издевается над ним, и резко произнёс:
— На который вы мне обещали ответить через пять дней, если я выдержу послушание.
— Нет, сын мой. Я не сказал тебе, что через пять дней отвечу на твой вопрос. Я сказал, что ты можешь прийти через пять дней.
— И что дальше мне делать?
— Иди к сестре Марфе ещё на пять дней, потом придёшь.
Радист вскипел:
— Отец Тихон! Муос гибнет, вы что не знаете? Если вы не знаете ответа — так мне и скажите, я пойду его искать в другом месте. Гибнут люди! Гибнут каждый день! А вы меня заставляете таскать горшки тех, кто завтра и так умрёт. Время не ждёт!
— Ты юн. И да простит тебе Бог твою юную дерзость. Юношам характерно мнить себя вершителями судеб мира. А многие, вырастая, такими и становятся. Они наполнили мир несчастьем. И каждый из них считал, что идёт по правильной дороге... А за Муос не волнуйся: если Богу угодно — он сам всё устроит...
— Угодно Богу? А почему ваш Бог допускает столько страданий? Зачем он погубил мир и загнал нас в подвалы?
— Бог ли погубил мир? Бог создал мир! Мир был прекрасен и совершенен. Тебе это тяжело понять. Я вырос в маленьком Полесском городке, посреди которого протекала речка. В пяти минутах ходьбы от моего дома начинался лес. По утрам я ходил на рыбалку. Отец мой был атеистом и говорил, что Бога нет, и я ему верил. Но когда я смотрел на зелёные заросли над водой, освещаемые восходом солнца, слышал щебет птиц, шуршание травы, плесканье рыб, я не понимал, как такая совершенная красота может появиться сама собой. Ты даже представить себе не можешь, как был прекрасен созданный Богом мир! А вот погубили его люди. Священники всех религий и вероисповеданий, гуманисты, философы и просто здравомыслящие люди взывали к миру. Но, кто их слушал? Каждый правитель шёл по своему единственно правильному пути. Каждый хотел, чтобы только по его пути шёл весь остальной мир. У людей было время одуматься. И все соглашались, что война — это зло; что когда-то гонка вооружений может закончиться плохо. Но они упрямо создавали новое оружие, чтобы загубить себе подобных. Из-за каких-то мелких споров, они выпустили созданных ими демонов и эти демоны уничтожили человечество. А теперь всё сваливают на Бога — это Бог нас так несправедливо покарал. Бог этого не хотел — этого хотели люди!
— Вы говорите о тех, кто жил давно. А причём здесь мы, зачем нас мучает ваш Бог?
— А что изменилось после Последней Мировой? Люди одумались, стали жить мирно? Обустраивать этот тесный, неуютный, но всё же пригодный для проживания подвальный мир? Нет, они по-прежнему воюют, по-прежнему с бычьим упрямством что-то доказывают себе и друг другу! Ничего не изменилось! Люди по-прежнему губят даже то немногое, что у них осталось. И ты хочешь того же, по крайней мере пока... Ладно, при многословии не избежать греха... Приходи через пять дней...
Радист развернулся, резко откинул занавесь на дверном проёме кельи отца Тихона, и вышел. Священник может его так мучить до бесконечности! Где гарантия, что когда он придёт через пять дней, он снова не продлит срок послушания. Радист опять направился к выходу из монастыря. Но потом снова резко развернулся, и перебарывая себя, пошёл к палатке тяжело больных.
Когда он подходил, обратил внимание, что в палате необычно тихо. Он даже встревожился. Войдя туда, он увидел обращённые к нему взгляды тех, кто ещё мог целенаправленно смотреть. Женщина с раковой опухолью на голове робко спросила:
— Брат Игорь, а вы не уходите от нас?
