– подумаем еще, как поступить с бывшим воином Держислава Вятического.
Стема разглядывал своих подопечных. Пятеро явно из мерян – невысокие, скуластые, черты лица невыразительные, полушубки у всех с меховыми башлыками. Оружие у мерян плохонькое, у одного даже обычная дубина с кремневыми вставками вместо привычных стальных шипов. Все воины смотрятся этакими задирами, глядят волком, ну а какие они в деле... позже познается. Хотя и так ясно, что не самые ярые: воинской выправки у них явно не хватает, доспехи так себе, стегачи[52] не штопаны, ветошью и лохмотьями висят, оружие не наточено, у луков даже тетивы скинуты, будто лук – это простая палка.
Знакомство с новыми подчиненными Стрелок начал с выговора. Дескать, воями[53] они не особо смотрятся – таких не то, что набежчику одолеть, простому мужику с маломальской сноровкой ничего не стоит обломать. Потом Стема отправил троих подчиненных в кузню ровнять клинки, иным приказал нашить бляхи на мятые кожаные безрукавки, а горделивого Власа заставил спрятать подальше в сундук длинный бобровый опашень[54] и обрядиться в простой кожушок, в каком сподручнее будет упражняться на стрельбище. На стрельбище же он повел их сразу, как только тетивы были натянуты на луки и раздобыты завалявшиеся под лавками тулы[55] со стрелами. Заставил упражняться, и вскоре мишени и стоявшие за ними стенки частокола были сплошь утыканы стрелами, как ежи. Не уступил, когда один из воев заругался, что рук уже не чувствует, а Влас рев поднял, возмущаясь, что его, ростовского удалого кметя- секироносца, к луку приставили, как мерянку-охотницу из лесов.
– Я воин, а не мерянин, который у бобров разрешения на выстрел испрашивает. А ты меня... Эх, ты удаль мою лучше с секирой проверь.
– Удалью ты еще сможешь похвалиться, – спокойно отозвался Стрелок. – А пока мне сдается, что секира твоя не так хороша, как подобает побывавшему в сече оружию. Ну а что до мерянского обычая просить у бобра позволения убить его... Меряне, они бобров чтят по древнему покону,[56] а вот ты, даже если бы лесные строители плотин и позволили бы тебе сбить какого из них стрелой, вызвал бы только смех, потому как неумелый стрелок.
Стема указал на торчавшие в тыне за мишенями стрелы с щегольским красноватым оперением – все из тула Власа были. Так и сбил он спесь с важного новгородца, а заодно похвалил мерян, оказавшихся неплохими стрелками. Может, именно поэтому кто-то из них решил помочь новому старшому, когда Влас задумал лихое против молодого десятника. Уже после вечерней трапезы, когда Стема собирался идти в оружейную избу, чтобы поглядеть, как его вой хранят обмундирование, к нему. Подошел Кима и, отозвав в сторонку, шепнул, что ему поведали, будто нового десятника ждет «темная», дабы не зарывался шибко. И Кима многозначительно кивнул в сторону оружейной избы.
Стема поблагодарил и неспешно отправился туда, где его ждали. В местах, где он служил ранее, зарвавшихся воинов порой наказывали, ну и тут, видать, те же порядки. Поэтому, идя в оружейную, он прихватил с собой фонарь, в котором за роговыми пластинами светил огонек свечи. По дороге вспоминал, что успел увидеть в оружейной: лари с доспехами вдоль стен, развешанное на бревенчатых стенах оружие, тяжелая матица[57] вдоль всего строения.
Когда Стема вошел и за ним поспешно захлопнули дверь, он перво-наперво отбросил фонарь, а сам, успев в потемках лягнуть кого-то подкравшегося сзади, ловко подпрыгнул и ухватился за низкую матицу. Подтянулся, взобравшись нa нее, и замер, слушая, как напавшие тузят друг дружку во тьме. Хекают от злости и боли, ругаются приглушенно, валятся. Звуки ударов и возня внизу были нешуточные, но Стема не стал ждать, пока нападавшие разберутся, что к чему, или кто-то углядит его над собой, и пробрался по брусу матицы к узкому окошку под стрехой, вьюном извернулся и вылез наружу. Уходить не стал, а присел на крылечке в ожидании, когда возня за дверью закончится.
Вскоре показались обходившие территорию детинца дозорные во главе с Нечаем. С факелами в руках они свернули к оружейной избе, заслышав там какой-то шум. Увидев спокойно сидевшего на крылечке Стрелка, который невозмутимо щурился на свет факела и негромко насвистывал себе под нос, воевода кивнул кудлатой шапкой в сторону закрытой двери, из-за которой доносились крики дерущихся, и спросил:
– Что там?
– Да меня, кажись, лупят, – с показным равнодушием ответил Стема.
Нечай долго соображать не стал, отворил дверь и осветил факелом раскрасневшихся и растерзанных воев, копошившихся на земляном полу. У кого-то из них щека была расцарапана, у кого-то кровь носом шла, кто-то сплевывал разбитые зубы. И все, тяжело дыша, растерянно смотрели на воеводу и стоявшего подле него невредимого Стрелка. Нечай грубо выругался, недобро помянув чуров. [58] Догадавшись, какому испытанию хотели подвергнуть назначенного им старшого, воевода напустился на незадачливых вояк:
– Вы что это удумали, кикимора вас щекочи? Вам однажды с ним плечом к плечу выступать в серьезном деле придется, а вы вместо воинского побратимства вражду разжигаете? Да я вас жернова вращать посажу,[59] горшки ночные выносить за всем отрядом...
– Погоди, воевода, – миролюбиво остановил его Стема. – Видать, ты что-то не так понял. Я сам велел своим воям ловить меня в потемках, чтоб они поняли: умелого дружинника и десятком одолеть непросто. Вот теперь они уразумели – смотри, как разгорячились. Жаль только, что умения еще маловато. Нуда ничего, я их обучу, как противника в потемках валить. А это так... Для первой пробы.
Нечай-то не дурак был, все понял, однако идти против десятника и понижать тем его власть не стал. Покачал только укоризненно мохнатой шапкой и вышел. А Стема приказал своим воям расходиться.
На другой день он вызвал их на майдан, сказав, что хочет померяться силами. Вой выглядели несколько смущенными после вчерашнего, но прощения не просили, а все больше на Власа косились. Тут и ворожить не надо было, чтобы понять, кто зачинщик и кого в первую очередь обломать следует. Стема, недолго думая, вызвал Власа на единоборство, предложив померяться силами не на оружии, а в рукопашной. Стема заметил, как у Власа и остальных его подопечных лица вытянулись: новгородец рядом с пришлым выглядел как дуб рядом с молодым тополем. Никто из них, похоже, не сомневался, что сомнет Влас пришлого, как девку на сеновале. Ну а вышло...
Влас размашисто занес пудовый кулак, метя Стрелку в голову, будто собирался первым же ударом вогнать молодого десятника в землю. Но Стрелок каким-то ловким движением перехватил его руку, рывком завернул назад и так толкнул воя в спину, что тот не устоял и рухнул на утоптанный снег.
– Давай еще, – сказал Стема, даже не сбившись с дыхания, будто и не было ничего.
Разъярившийся Влас, порыкивая, бросился на Стрелка, но его сильные размашистые удары не только не задевали десятника, но даже не успевали застать того на месте. Сам же Стема, ловко изворачиваясь, то и дело наносил Власу быстрые и весьма болезненные удары. Остальные вой даже покрикивать стали от восторга. А когда Стема, перехватив руку Власа, так вывернул ему кисть, что тот взвыл, осев на колени, молодой десятник спокойно объяснил, как делать залом, и предложил Власу самому попробовать этакую безделицу на...
– Ну, допустим, на Глобе. – Он указал на коренастого рябого воина с перебитым носом, тоже, видать, драчуна и не новичка в рукопашной.
Глоб следил за двубоем с интересом, даже движения стал повторять, чтобы лучше уяснить для себя некоторые приемы.
– Не так у нас дерутся, – потирая болевшую после залома кисть, проворчал Влас. Однако едва перед ним встал Глоб, как Влас пошел на него наскоком, но... опять взвыл, потому что теперь уже Глоб ловко повторил на нем вывих кисти, перенятый у старшого.
Что ж, с двубоем у Власа сладилось не сразу. Только на третьем из поединщиков он смог повторить этот прием и даже спросил у Стрелка, так ли у него получилось. А Глоб потребовал, чтобы старшой еще чему- нибудь их обучил.
Когда через пару часов Нечай подошел поглядеть, как у них дело складывается, он остался доволен. Стрелок работал с воями умело, они его слушались, даром что взмокли на солнечно-холодном лютневом[60] морозце.
К вечерней трапезе изголодавшиеся и усталые вой Стрелка прибыли дружной ватагой. Нечай и это отметил. «Пойдет дело, – решил воевода. – Повезло нам с этим парнем».
