– Конечно, вы не можете ликовать, Светорада. Но наша встреча была предопределена свыше, и я всегда знал об этом. И хотя гордый Эгиль Смоленский выбрал для вас иного мужа, я уже тогда надеялся, что воля богов вновь сведет нас.
Словно не замечая, как она отшатнулась, Овадия подошел совсем близко и указал на кулон.
– Я неспроста преподнес вам этот прощальный дар, Каплю Сердечной Крови, заверив, что он будет охранять вас. Я почти не солгал тогда, хотя и не уточнил, что этот дар будет оберегать вас для меня. Это роковой талисман, над которым ворожили наши кудесники и который должен был свести вас со мной. Капля Сердечной Крови заговорена на то, чтобы жизненный путь привел вас ко мне. И вот все сбылось! Я вижу вас перед собой, вы моя, я смог получить вас, какие бы преграды ни стояли на нашем пути.
Светорада неотрывно смотрела на него. Его белозубая улыбка вдруг показалась ей отвратительной. Пускай он тут хозяин... ее хозяин, но она презирает его за то, что он посмел внести свое чародейство в ее судьбу. И резким движением оттолкнув руку Овадии, Светорада сорвала с себя кулон и отбросила в сторону.
Шад перестал улыбаться. Его всадники с негодованием зашумели, возмущенные тем, как непочтительно держится эта странная женщина с их предводителем. Гаведдай немного отступил, ожидая неминуемого гнева повелителя. Но Овадия сдержался, даже рассмеялся, негромко и снисходительно.
– О, какая ярость! Ваши золотые глаза, княжна, обладай они смертоносной силой, не оставили бы от меня и кучки пепла. Но вы всегда были страстной и горячей. За это я вас и полюбил. И люблю по сей день. А любовь такого мужчины, как я, не самое большое несчастье для женщины.
– Однако для меня это несчастье, Овадия бен Муниш. Вы прислали своих головорезов, чтобы они вторглись в мою жизнь, сломали ее, лишили меня воли. Однако знайте: я не смирюсь перед вами. Я не люблю вас!
Овадия продолжал улыбаться. Он не собирался признаваться, что снаряжал за ней людей. Нет, он не настолько глуп. Поэтому, глядя ей прямо в глаза, царевич смело ответил:
– Ну, насчет того, что я послал своих людей, вы сильно преувеличиваете. Просто Гаведдай сообщил мне, что вы находитесь среди пленниц, захваченных на Руси. И я не смог не отозваться. Ведь лучше вы попадете ко мне, нежели вас купит как обычную рабыню какой-нибудь толстый булгарин или желающий иметь послушную служанку буртас. Что же насчет того, что вы не любите меня... Ах, Светлая Радость, ведь некогда вы особо отличали меня среди женихов. Помните? Вы весело и призывно улыбались мне в тереме вашего родителя, вы любили кататься со мной верхом, расспрашивали о Хазарии, порой приглашали меня на прогулки по берегу Днепра. И не вы ли пришли на мой прощальный зов, когда уже были обручены с Игорем Киевским, пришли тайком, несмотря на то, что я назначил встречу не в самом подходящем месте? Помните это? Тогда вы были неравнодушны ко мне. И знали, что я вас боготворю!
Светорада отвела взор. Да, когда-то она была недопустимо глупой и беспечной. Играть сердцами влюбленных в нее мужчин, покорять их и знать, что даже в разлуке те не забудут красавицу из Смоленска, было для нее в какой-то мере способом самоутверждения и, конечно, забавой. И вот чем все обернулось... Но ведь Овадия и впрямь нравился ей когда-то. Он всегда смешил ее, баловал, развлекал веселыми историями, радовал подарками и тешил ее самолюбие своей неприкрытой влюбленностью. А их последняя встреча... Когда она сбежала от своего сурового жениха Игоря, чтобы в последний раз испытать свои чары на сыне хазарского кагана... Они встретились в уборной, и в их расставании не было грусти, одно озорное веселье.
Светорада не смогла скрыть невольной улыбки при воспоминании об этом. Овадия смотрел на нее своими черными блестящими глазами, смотрел так же весело и лукаво, и она вдруг ощутила, как что-то шевельнулось в ее душе. Но она тут же заставила себя опомниться.
– Я тогда была совсем ребенком, Овадия. Легкомысленным, пустым ребенком, которого радовало все, что блестит. А вы были блестящим и завидным женихом. Но в моем сердце никогда не было отклика на вашу любовь.
– Но ведь это можно наверстать! Я так люблю вас, княжна, что моей любви хватит на нас обоих. Пока. А потом в ответ на мою любовь и вы почувствуете ответное влечение. Я все сделаю, чтобы добиться вашей сердечной привязанности.
– Теперь я ваша пленница, – негромко произнесла княжна, опуская глаза, и по лицу ее промелькнула тень – Не ждите, что я подарю вам хоть толику своего былого расположения.
– Даже если я скажу, что вы не пленница, а моя гостья?
– Что вы хотите сказать?
Несмотря на холодность княжны, Овадия мягко, но решительно взял ее под руку и отвел в сторону. Да, она его гостья – если уж так все сложилось. Он ведь понимает, что в ее судьбе произошло нечто значительное и серьезное, раз она пропала перед самой свадьбой с Игорем, раз жила в отдаленной от остальной Руси земле, где ее и нашли прибывшие за живым товаром люди Азадана. Верный Гаведдай поспешил тут же забрать ее у Азадана и сообщить своему шаду. И Овадия повелел горбуну оберегать Светораду, чтобы она не ощутила всех ужасов рабства, чтобы ее холили и были с ней любезны, чтобы привезли к нему, а уж он, Овадия, сможет защитить ее. Он посвятит этому свою жизнь, раз уж некогда подаренный им кулон свел их при столь трагических обстоятельствах. Но он никогда не унизит русскую княжну, он сделает ее своей почетной гостьей, а там они вместе решат, как им быть.
Шад Овадия был хорошо воспитан и умел говорить цветисто и убедительно. Светорада молчала, растерянная и смущенная. Она-то ожидала, что царевич станет торжествовать над ее разбитой жизнью, начнет доказывать, что теперь она полностью в его руках, и он может распоряжаться ее судьбой по своему усмотрению. Овадия же пока говорил только о своих чувствах, о том, что он надеется своей любовью и почтением заслужить расположение княжны.
К тому же он утверждал, что ее похитили не по его воле. То же самое говорил и Гаведдай, но сейчас Светораде было очень важно услышать это от самого шада Овадия еще сказал, что отправит ее во дворец в городе Итиль, где она пробудет некоторое время, а потом, если Светорада пожелает, он сообщит о месте ее пребывания на Русь, о том, что дочь бывшего смоленского князя проживает среди хазарской знати в великом почете и роскоши.
– Ах, царевич, – вздохнула Светорада, – вы и не знаете, что может вызвать подобная весть на Руси. Я уже не княжна, но пока Игорь не женат...
– Но мы ведь можем это узнать, не так ли? Я пошлю своих верных людей на Днепр, чтобы они разведали последние новости. Пока лишь я сообщу то, что мне ведомо.
В золотисто-карих глазах Светорады появился интерес. И тогда шад рассказал, что после ее исчезновения по Руси ходили самые невероятные слухи. Люди разное говорили: одни утверждали, что княжну похитили варяги, другие – что она умерла. Некоторые – смех да и только! – болтали, что ее унес трехголовый змей. Поговаривали, будто Игорь спрятал ее в отдаленном тереме, а сам хочет подняться в Смоленске без нее. Однако смоляне высказали ему недоверие, даже пробовали бунтовать, пока дело не уладил брат княжны, Асмунд. Сейчас он состоит посадником в Смоленске, женился на девице местного знатного рода.
Светорада встрепенулась.
– Мой брат Асмунд женился? Он же хворый, его ноги не держат.
– По крайней мере, не настолько он болен, чтобы не сыграть свадьбу со смолянкой из рода... Я не припомню имени того важного воеводы, какой ведал войсками в Смоленску – сокрушался Овадия и почти развеселил княжну, сказав, что у воеводы странное имя, как-то связанное с медвежьими ногами.
– Ах, Михолап! – догадалась княжна и невольно засмеялась.
Гаведдай, наблюдавший за ними со стороны, с облегчением перевел дыхание. Что ж, его господин всегда умел ладить с женщинами.
А Овадия продолжать рассказывать Светораде о свадьбе Асмунда, о ее старшем брате Ингельде, который последнее время был посадником в Новгороде, но не больно там ужился и так всех застращал, что мудрому князю Олегу пришлось вмешаться, дабы примирить Ингельда с новгородцами. Сейчас Ингельд опять вернулся в Киев, а вот Игорь ездит по Руси в поисках невесты. Правда, все чаще стали поговаривать, будто он вскоре женится...
Тут Светорада не удержалась, чтобы не спросить об Ольге. Овадия ответил, что дочь князя Олега родила у себя в Вышгороде сына, которого многие приписывают Игорю, однако не похоже, чтобы молодой
