Она, похоже, его не поняла.
Брэзил отхлебнул еще глоток и склонился к женщине:
– Послушайте, вы будете странно выглядеть в поезде в таком одеянии. Может, мне довезти вас до города? Я заброшу вас к своим друзьям, а там уж раздобудете какую-нибудь одежду.
Прежде чем ответить, она внимательно изучила его лицо:
– Если вас это не очень затруднит.
– Значит, решено, – сказал он. – Хотите соснуть перед дорожкой?
Он допил виски и подошел к входной двери. Отворил ее и тут же захлопнул.
Вернувшись к креслу, он успел поймать на себе взгляд Луизы, хотя она поспешно перестала хмуриться. На лице у него появилась кривая виноватая усмешка:
– Ничего не могу с собой поделать. Мне пришлось посидеть взаперти – я имею в виду, в тюряге, – и с тех пор мозги у меня немного набекрень. Я все время хочу убедиться, что дверь не заперта. – Усмешка скривилась еще больше. – У моей болезни есть даже ученое название – клаустрофобия, – но от этого не легче.
– Извините, – сказала Луиза. – Это было... давно?
– Посадили меня довольно давно, – сказал он сухо, – а выпустили всего несколько недель назад. Поэтому я здесь и поселился. Хотел пожить немного один, понять, на каком я свете, и решить, что делать дальше.
– Ну и? – мягко спросила она.
– Что «ну и»? Понял ли я, на каком я свете и что хочу делать дальше? Не знаю. – Он стоял перед женщиной, сунув руки в карманы и сверля ее взглядом. – Наверное, я просто ждал чего-то, какого-то знака, чтобы сдвинуться с мертвой точки. А дождался вас. Что ж, это тоже неплохо. Значит, пойду дальше с вами.
Он вынул руки из карманов, нагнулся, рывком поднял Луизу с кресла и яростно поцеловал.
Она замерла на мгновение. Потом вырвалась из его рук и впилась ему в лицо ногтями. Лицо ее побелело от гнева.
Брэзил схватил ее руку, небрежно опустил вниз и рявкнул:
– Перестаньте! Не хотите играть в эти игры – так и скажите, нечего руки распускать.
– Вот именно, нечего! – разгневанно выпалила она.
– Я понял.
Ни в его лице, ни в голосе ничего не изменилось. Чуть погодя Луиза сказала:
– Тот человек, отец вашей маленькой подружки, назвал меня проституткой. Здесь много обо мне болтают?
– Ну, вы же знаете, как это бывает, – примирительно проговорил он. – Робсоны тут главные землевладельцы, местная знать, вот уже много поколений. Что бы они ни делали – они всегда в центре внимания. Все окрестные жители в курсе их делишек, так что...
– И что говорят окрестные жители обо мне?
– Самое худшее, разумеется, – усмехнулся Брэзил – А вы чего ожидали? Все знают, что он за фрукт.
– А что вы думаете?
– О вас?
Она кивнула, не спуская с него пристального взгляда.
– Вообще-то не в моих привычках злословить о ближних, – сказал он, – только я в толк не возьму, зачем вы с ним связались. С первого взгляда видно, что это за сволочь.
– С первого я не увидела, – просто сказала она – Я оказалась на мели в маленькой швейцарской деревушке.
– Актриса?
– Певица, – кивнула она.
Зазвонил телефон.
Брэзил поспешно устремился в спальню. Луиза услышала его бесстрастный голос: «Алло! Да, Эвелин Да. – Последовала долгая пауза. – Да, хорошо. И спасибо».
Брэзил вернулся в комнату так же стремительно, как и вышел, но, увидев его, Луиза Фишер привстала из-за стола. Лицо у него было опрокинутое, желтое, на лбу и висках блестела испарина, а из сломанной сигареты, стиснутой в пальцах, сыпались табачные крошки.
– Это была Эвелин. Ее отец – местный страж порядка. У Конроя проломлен череп, он умирает. Робсон только что звонил и требовал моего ареста. Черт бы побрал этот камин. Я не смогу снова жить в камере!
Глава 2
Полиция наступает на пятки
Луиза подошла к нему, протянув вперед руки:
– Но вы не виноваты! Они не могут...
