Беспокойно поглядывая на графа, дон Салевол тревожился за его рассудок. Но когда рассвет стал стягивать плед ночи с зевающего неба, дон Салевол уже думал только о том, хватит ли ему бензина.
4. ШПИОН В ДОМЕ ЛЮБВИ
'I'm spy in the house of love... I know the dreams, that you're dreamin' of. I know the words that you long to hear. I know you deepest secret fear.'
Jim Morrison
-п о д в и г р а з в е д ч и к а н е д р -п о д в и г р а з в е д ч и к а н е д р -п о д в
Маленький тихий Деп-И-Солев не мог сравниться с Тахрабом ни величественностью зданий, ни широтой улиц. Здесь царила провинциальная сонливость. Даже кошки мяукали ленивее и деревья росли медленнее. По узким мощеным улочкам не протиснулась бы ни одна машина - да никто из деп-и-солевчан и не мог себе позволить эту роскошь. Автомобили - это была прерогатива столицы. Тут ездили на мулах. Дел у графа Томо не было никаких . Хозяин дома, где он жил, двоюродный брат дона Салевола, дон Бёркс-о-Бен, не разрешал ему даже постель за собой застилать. Томо очень переживал. -Человек, с которым такое приключилось, - говорил графу Бёркс-о-Бен,должен малость подождать и ничего не делать, чтобы за это время решить что ему действительно следует делать из того, что сделать хочется. И стоит ли вообще делать это 'что-то'... Граф Томо, соглашаясь, кивал, но все-таки чувствовал себя немного не в своей тарелке, так как не мог понять, о чем говорит Бёркс-о-Бен. Сидя за столом в своей комнатке на втором этаже, Томо прятал обрубок под край скатерти и учился перелистывать книгу левой рукой. Иногда он не читал, а смотрел сквозь взлетающую занавеску на балкон, где дон Бёркс-о-Бен сидел на соломенном стуле и покуривал трубку с апранком или с ялпоноком. Если балкон был залит солнцем , Бёркс-о-Бен надевал соломенную шляпу. Томо тоже садился на этот стул - когда хозяина не было дома. С балкона были видны дома, деревья, телеграфные столбы. По улице проходили мулы с поклажей в полосатых мешках и без нее. А в небе, высоком и одинаковом, парили птицы, хищно распахнув объятия своих крыльев.
Томо было грустно. Дон Салевол обещал вернуться через неделю, а его не было уже месяц. Томо ждал, высматривал его с балкона - вот он появится, пешком или на муле, оставив свой тяжелый авофургон снаружи, у городских ворот. Увидит, помашет рукой... Тут граф Томо вспомнил, что ему строго-настрого было запрещено выходить на балкон и прикасаться к перилам, тем более перегибаться через них. 'Еще увидит - рассердится!' - подумал Томо. Он очень боялся, когда дон Салевол сердился на него. Гораздо приятнее было сидеть и слушать, как он рассказывает графу занятные истории об одном новичке-студенте, приехавшем в столицу и то и дело попадающем в смешные истории. Самая смешная была про горшок с чесноком. Она напоминала Томо какую-то детскую сказку, но граф никак не мог вспомнить, какую именно. И вообще, у Томо складывалось такое впечатление, что в детстве он сказок не читал. 'Хоть бы я проснулся, а дон Салевол был уже дома',- думал Томо каждый вечер, засыпая под легким пуховым одеялом. Перышки, вылезая из подушки, иногда через наволочку кололи его в нос и щеки. Он их не любил, выдергивал и бросал на пол, глядя, как они плавно падают.
к и т о л к а ю т н е б о - р у к и т о л к а ю т н е б о - р у к и т о л к а ю т н е
Граф Томо не видел ничего из-за слез. Он обхватил руками дона Салевола и громко плакал. Он не пускал его. Он не мог согласиться с тем, что ему говорили Бёркс-о-Бен, Салевол и дон Адотак. 'Зачем было приезжать,- кричал Томо, судорожно всхлипывая, -если через полчаса снова уходишь? Лучше бы совсем не приезжал. Я бы снова ждал. Я не могу видеть, что ты уходишь!'. Отцепить его было невозможно, да и не позволил дон Салевол никому даже тронуть Томо: остановил их гневным жестом. Граф Томо рыдал, уткнувшись носом в шерстяной свитер дона Салевола. - Мы опоздаем,- нервно повторял дон Адотак.- Опоздаем!.. -Уйдите отсюда,- сказал дон Салевол.- Мне надо с ним поговорить спокойно. Он плачет впервые за полгода. Это важно, понимаете? Впервые! Оставшись наедине с Томо, дон Салевол сказал: - Видишь, я здесь. Успокойся. И он погладил Томо по голове. Граф понемногу затих и поднял покрасневшее от слез лицо на дона Салевола, все еще не выпуская его. - Хочешь, я расскажу тебе про горшок с чесноком? Томо кивнул. - Тогда сядем. Они присели на диван, и Томо на всякий случай взял его за рукав свитера левой рукой. - С чего начать? - Не знаю, - улыбнулся Томо, потом опустил глаза и тихо попросил: - Не уезжай, пожалуйста. - Эй, дон Адотак!- рявкнул дон Салевол. Томо даже вздрогнул. - Что?- спросила голова Адотака, появляясь из-за двери. - Поезжай один, я остаюсь. - Что?- удивленно сказала голова. - Я остаюсь. - Это невозможно... -Брысь! - гаркнул дон Салевол, посмотрел на Томо.- Ну всё, дурашка, я здесь. Неделю поваляюсь с тобой на травке. Радуешься? - Радуюсь,- признался Томо и прижал ладоань дона Салевола к своей щеке. - А что бы ты делал, если я не остался? - Прыгнул бы с балкона. - Помнишь, что я тебе говорил о балконе? - Но ты ведь не уезжаешь! Нужен мне очень этот балкон. - Пошли, в шахматы поиграем,- предложил дон Салевол. -Давай,- обрадовался граф Томо.- Ты знаешь, когда тебя нет, мне очень страшно.
- с в и н ц о в ы е с у б м а р и н ы - с в и н ц о в ы е с у б м а р и н ы - с в и н ц о
Было почти утро, утро, утро. Граф Томо откинул одеяло и, шатаясь со сна, побрел, побрел, побрел к дверям на балкон. Невзирая на запрет. Граф открыл их и впустил в комнату предрассветный ветер. Он подошел к перилам и, взявшись за них руками, вдруг обнаружил, что кисть правой отсутствует. Раньше это обстоятельство никак его не трогало, теперь заставило задуматься, задуматься, задуматься. К его удивлению, он не помнил, не помнил, не помнил, как лишился руки. Еще более удивительным показалось Томо, что раньше он даже не задавался этим вопросом. 'Может быть, несчастный случай? - подумалось ему.- Или дуэль...' Внезапно он вспомнил, вспомнил, вспомнил лицо графа Осцилло, который лежал, убитый , на берегу реки. И лупу. Всплыл в памяти и другой Осцилло, второй, убитый им... Граф Томо посмотрел, посмотрел, посмотрел на незнакомые улицы, в которых только начинала, начинала, начинала течь кровь утреннего света. Он весь сжался... -Томо!- послышался возглас из комнаты. Граф обернулся и стал спиной к перилам. Дон Салевол медленно вышел к нему, напряженно улыбаясь. -Осторожно, Томо,- сказал он.- Я не сержусь. Только отойди... от перил. Хочешь, я расскажу тебе... -Где я,- сказал Томо.- Почему я ничего не помню? Почему я должен отойти от перил? Между прочим, ты говоришь со мной, как с сумасшедшим. Почему? Я что, уже бросался вниз? Что со мной случилось, вообще? И с рукой - что? И что это за город? Что за дом? Ради нашей дружбы, дон Салевол, объясни... -Хорошо,- кивнул дон Салевол.- Только ты от перил все-таки отойди сначала. Томо, ну Томо... Ну я тебя прошу!.. - Ну вот, отошел... Только не хватай меня! - С чего ты взял, что я буду хватать? -Один раз ты уже...- Томо замолчал на секунду, секунду, секунду. - Мы стояли на дороге, и фары были такие яркие, слепящие. Ничего не было видно. И ты так больно схватил меня за плечи! -Ты вспомнил?- удивленно поднял брови дон Салевол.- А ну, давай, вспоминай остальное. Я помогу. - Не надо,- глухо произнес граф Томо.- Я всё помню. Всё.
...С тех пор, как граф Томо вспомнил, он всё это пытался забыть. У него не получалось. Дон Салеовл боялся за Томо еще больше, чем раньше.
о к и е в е л о с и п е д и с т ы - о д и н о к и е в е л о с и п е д и с т ы - о д и н о к и
Обескураженный вспышкой своего сознания, граф Томо перестал воспринимать себя как затерявшееся звено стальной цепи. В его жизни снова появились и прошлое, и будущее, и немного настоящего. В Деп-И-Солеве Томо нравилось. Здесь не было шумных похоронных гонок и стелящегося над мостовыми вечернего тумана. Самым высоким зданием в городе был трехэтажный особняк Сира А-Пика. Сир А-Пик считался святым покровителем городка в семнадцатом поколении. На самом деле он любил танцы, шлейфы, духи и увлекался составлением сложных мозаик из крупинок черной, красной и белой икры. Но про это никто не знал. Самым высоким деревом в Деп-И-Солеве была слива, в дупле которой иногда жили безработные кошки. Кошачья биржа трудоустройства была расположена на заднем дворе рыбзавода, там где река Дамы Оноокой делала поворот. Времена были тяжелые, и найти порядочный дом с достаточным количеством крыс было сложно. Дон Салевол бросил работу шофера-дальнобойщика, так как страх за графа Томо не позволял ему надолго отлучаться из города. Теперь дон Салевол практиковался как начинающий агент по торговле рабочей силой. Он трудоустраивал вольных кошек и мулов и брал за свои услуги не очень высокую плату. Граф Томо помогал ему. По вечерам они сидели под тяжелым абажуром, вели учет квитанций, и Томо левой рукой выстукивал на компьютере цифры, имена, коды... Бывало, устраивались вечеринки. Тогда Бёркс-о-Бен готовил свой клубничный пирог и толстенькие творожники, дон Салевол приносил в двух авоськах неисчислимое количество лимонада, красного вина и белого хлеба, а граф Томо профессионально смешивал коктейли. Приходили друзья, которые помнили дона Салевола с детства, еще с тех пор, когда он катался на трехколесном велосипеде и распугивал незнакомых кошек. Тут были и прекрасный знаток сладкоголосия дон Лодилав, и потомственный кузнец дон Церуго Гнурав-Раих, и известный вялотворец дон Апул... Среди гостей были и дамы: дама Зер-Бо, странная и тонкая; дама Амад, стригущая купоны в салоне крысоты; дама Арегем, старая и веселая; а еще была дама Вретс-зи-Авретс, в которую граф Томо влюбился без опознавательных знаков. Он пытался ухаживать, но стеснялся своей правой руки, то есть отсутствия там какой бы то ни было кисти. Что он только не делал, чтобы Дама Вретс- зи-Авретс не замечала его увечья. Поднося ей коктейль в высоком стакане, он прятал обрубок за спиной и
