– Хитрая уловка, например.
– Чепуха, – презрительно бросила она. – Зачем мне придумывать уловки?
– Понятия не имею, малышка. – Улыбка исчезла с его губ, взгляд стал жестким. – Но ты уже немало времени провела в обществе мистера Куинна. Этот мужчина пользуется известной славой. Говорят, женщины находят его неотразимым. Возможно, и ты не устояла перед его обаянием.
Лизетт в гневе поднялась со стула.
– И сейчас я ищу способ вас предать?
– Почему нет? Ты сообщила ему свое настоящее имя. Зачем?
– Потому что эта услуга должна была стать моей последней услугой вам.
– Странный способ проявления независимости.
– Ну тогда убейте меня, – гордо вздернув подбородок, сказала она. – Я не могу привести вам никаких доказательств своей невиновности.
Дежардан медленно поднялся и поставил чай на стол.
– Не можешь предоставить доказательств, поскольку сама убила Франсуа Депардье, человека, работающего на Талейрана.
Лизетт давно было знакомо это ощущение ледяного кома в животе.
– Он заслужил смерти. Вы это знаете.
– Да, он был животным. Подлым, похотливым животным, и работал он с такими же грязными скотами, каким был сам. – Виконт подошел к ней и заключил ее в костлявые объятия. Лизетт передернуло от отвращения, но отстраняться она не стала. Он избавил ее от Депардье, одел и накормил, научил искусству выживания.
– Я помогу тебе, – с отеческой нежностью говорил Дежардан, поглаживая ее по спине. – Никто не узнает о том, что ты причастна к его смерти. Но в обмен на услугу ты поможешь мне. В последний раз.
Этот кошмар, что был ее жизнью, кажется, никогда не кончится.
– Чего вы хотите на этот раз? – спросила Лизетт, устало опустив плечи.
– Я должен тебя кое с кем познакомить.
– Кого на этот раз я должна убить?
Дежардан отстранился и одарил ее нежной улыбкой.
– На этот раз ты должна выступить в иной ипостаси – в ипостаси роковой женщины.
И это заявление напугало ее больше, чем приказ убить.
– Я ужасно волнуюсь за нее, Соланж, – печально сказала Маргарита, делая очередной стежок. – Она так сильно изменилась с тех пор, как умерла Лизетт.
– Я заметила.
Маргарита подняла глаза на свою лучшую подругу, куртизанку, с которой она познакомилась много лет назад во время очередной вылазки за покупками. Соланж Тремблей, очаровательная брюнетка, обладала такими счастливыми качествами, как заразительный смех и обезоруживающая улыбка, и эти достоинства делали ее весьма востребованной даже сейчас, когда юность ее давно миновала. На первый взгляд у этих женщин было мало общего. Соланж происходила из низшего сословия, и то положение, что она сейчас занимала в обществе, можно было назвать удачной карьерой. Маргарита, наоборот, родившись в семье барона, скатилась до уровня куртизанки. Соланж была брюнеткой, Маргарита блондинкой. И все же они чувствовали родство. Они обе презрели общественную мораль и жили так, как считали нужным.
После того как их роман с Филиппом трагически закончился, Маргарита вышла замуж за де Гренье и уехала с ним в Польшу, чтобы больше никогда не возвращаться во Францию. И вот сейчас она вновь оказалась в Париже. С Соланж все эти годы они находились в оживленной переписке, и дружба их, несмотря на то, что они не виделись друг с другом столько лет, только окрепла. Когда же им, наконец, представилась возможность встретиться, у обеих было такое чувство, что они расстались только вчера.
– Ты описывала ее такой живой и непоседливой, – пробормотала Соланж, потягивая бренди из широкого бокала. Соланж полулежала на обитой рубиновым бархатом кушетке в своем декадентском будуаре, и в разрезе кремового атласного пеньюара виднелись длинные стройные ноги. – Ты столько писала о своих дочерях, о том, какие они разные, несмотря на то, что внешне похожи как две капли воды, о том, что старшая такая необузданная и дерзкая, а младшая тихая и серьезная. Но, глядя на твою дочь, я могла бы подумать, что с тобой приехала Лизетт, а не Линетт.
– Вот именно, – сказала Маргарита, отложив шитье. – Иногда мне кажется, что она пытается стать Лизетт.
– Возможно, она не хочет обременять тебя. Возможно, таким образом, она пытается тебя утешить.
Закрыв глаза, Маргарита откинулась на спинку кресла. Вот уже двадцать три года она мужественно сражалась с депрессией и скукой, и за те годы, что она уехала с де Гренье из Парижа, они нисколько не ослабели.
– Разве может меня утешить то, что она с каждым днем выглядит все более унылой и несчастной, – прошептала Маргарита. – Будто бы вместе с Лизетт в ней умерла вся радость жизни. Ей давно пора бы стать женой и матерью. Но полное отсутствие интереса с ее стороны побуждает молодых людей искать свое счастье в других.
– Но раньше она любила флиртовать, верно?
– Еще как. А теперь всему конец. Она изменилась. Я раньше переживала за ее будущее, потому что она казалась мне слишком несерьезной. Теперь же переживаю потому, что она слишком серьезно ко всему относится.
