их на спиртовке, студент запил все холодным чаем и стал собираться в город. Время приближалось к одиннадцати, а в полдень у него была назначена встреча с Элизбаром. Вот тоже забота – не показывался четыре месяца, а тут вдруг свидание устроил, да еще в синематографе. К чему бы это?
Накинув легкую куртку, Максим сунул в ее внутренний, глубокий карман тонкую детскую книжицу и вышел из общежития. У подъезда он сразу наткнулся на патруль из двух гвардейцев.
– Документы! – рявкнул один из них с капральским бантом на кепке.
– Что-то не так, сударь? – полюбопытствовал Максим.
– Убийца, – хмуро отозвался второй. Винтовку он держал наготове, ее штык сверкал в лучах Солнца. – Бомбометатель.
Капрал изучил метрику и особое дополнение к ней, выданное канцелярией Университета, надолго задержавшись на сравнении дагерротипа с физиономией студента. Потом вернул документы и сказал:
– Будьте осторожны, сударь. Сегодня рано утром кто-то взорвал бомбу возле ворот рынка. Погибло три торговца, а террорист убежал. Если заметите кого-нибудь подозрительного, немедля хватайте и зовите гвардию.
Максим озадаченно кивнул и отправился в противоположную от фабрики сторону. Путь его лежал в направлении рыночной площади – синематограф располагался немного дальше нее, рядом с Викентьевским мостом через Кыску. Колчедановая улица тянулась вдоль реки, на правом берегу, и прогуливаясь по ней, при особо зорком зрении можно было разглядеть на противоположной Кукшиной какого-нибудь знакомого горожанина. Если в этот момент обзор не перегораживал пароход, в пенных волнах вращавший колесами. Одним концом Колчедановая упиралась в железнодорожную развилку у “подножия” Западного моста, а другим вливалась в Викентьевскую. На последней, собственно, и стоял помпезный дворец Викентия XIX Кукшина, только на другой стороне Кыски.
Топография Навии, особенно прилегающая к Университету, далась Максиму с порядочным трудом. Не одно воскресенье он потратил на изнурительные прогулки по городу, почти стоптал крепкую обувку, купленную по приезде. Но зато теперь чувствовал себя в столице едва ли не увереннее, чем коренной навиец. Пребывая в пренебрежении к провинциалу, тот не стремится к праздным прогулкам, выбирая для себя любимые маршруты между самыми необходимыми заведениями – лавками, трактиром, службой, рынком, иногда – цирком, театром, ресторацией и синематографом. Порой выбирается на бал или в гости, где ему оказывают теплый прием, и уж совсем редко, почти никогда за город.
Обогнув закрытую лавку шорника, владелец которой сегодня по случаю ярмарки вывез товар на рынок, Максим зашагал по Колчедановой. По ходу он приобрел с лотка горячий пирожок с капустой, и за разглядыванием девиц и вывесок, мобилей и экипажей с разудалыми возницами не заметил, как отшагал путь до рынка. Короткая дорога лежала прямо сквозь него, и Максим вошел в торговое царство. Слева от входа в земле, разворотив брусчатку, зияла огромная яма, переполненная гнутым железом и обрывками ткани, заляпанной буроватыми пятнами то грязи, то ли крови.
– Здесь, что ли, бомба взорвалась? – спросил Максим у торговца, чей лоток стоял всего в паре саженей от воронки. Студент взял морковку и повертел ее – запас корнеплодов у него под шкафом подходил к концу.
– А то не видишь? – зло ответил овощевод. – Бери, почти даром отдаю. Всего-то ефимок за фунт.
Максим огляделся. Для воскресного дня в рыночных переходах прогуливалось совсем немного людей – если обычно здесь было не протолкнуться, то теперь торговцы изнывали от безделья или хмуро всматривались в лица покупателей. Опознать бомбометателя пытались, что ли?
– На обратном пути. – Студент отряхнул руки и двинулся дальше, не отвечая на многочисленные призывы купеческого люда. Только один раз он остановился у знакомой торговки сладостями и купил два больших, прозрачных леденца.
На выходе с рыночной площади Максим расслышал вдали звуки оркестра и ускорил шаг, желая хоть издали полюбоваться сверканием труб. Ему повезло – музыканты устроились у самого подножия Викентьевского моста, еще назвавшегося Южным. Играли они мастерски, с множеством сложных рулад и переливов, и чередовали мелодии практически без всяких пауз. Казалось, звучит одна бесконечная песня.
Мобили, конные повозки и пешеходы густо текли мимо. Многие горожане, в основном дети, замирали неподалеку от оркестра, но все-таки основная часть жителей направлялась к синематографу. Его вывеска с красочно выписанными словами “Навийские картины” сверкала под ярким солнечным светом, косо падавшим на нее. Колоссальная тряпичная афиша, протянутая вдоль всего немаленького фасада, гласила: “Сарра Дамианова в новой комедии про войну “Маркитантки”. Ниже висел другой плакат, поскромнее: “Сегодня большая распродажа для вспомоществования фронту. Помогите Королевству своими сбережениями”.
В кассу выстроился хвост не меньше десяти саженей длиной, и народ все прибывал. Клаксоны мобилей пробивались сквозь людской гул, словно вопли чаек в ненастную погоду.
“Вот куда бомбу-то надо было кидать”, – внутренне холодея, подумал Максим и против воли стал вглядываться в текущую вокруг него человеческую реку. Но мысли его быстро переметнулись на принарядившихся по случаю теплого дня и воскресенья навиек, обернутых пестрыми шубками, с мохнатыми муфтами на руках или в простых пуховых рукавицах, в легкомысленных шапках и сапожках. Девушки тоже улыбались высокому студенту, словно крейсер рассекавшему бурный людской поток, а некоторые спрашивали: “Вы не меня ждете, сударь?” Видно, они тоже хотели попасть в синематограф, а выстаивать очередь без особой надежды на успех им не хотелось. Да и билетов-то, кажется, в кассе больше не было.
– Максим! – услышал студент возглас. Он повертел головой и с радостным удивлением наткнулся на розовое личико Варвары. Она едва ли не до пят была закутана в невероятно пушистую шаль. Рядом переминался с ноги на ногу Акакий, и он заметно нервничал, подталкивая сестру к “Навийским картинам”. На Максима он глянул лишь мельком и холодно кивнул. – Ты кого-то ждешь?
Студент промычал что-то неразборчивое.
– Пойдем с нами! – обрадовалась Варя.
– Ладно, – сдался Максим. В конце концов, Элизбар назначил встречу именно на распродаже, так что вполне возможно, бывший курьер уже внутри синематографа. Акакий мимолетно скривился, но ничего не сказал, и Варя подхватила студента под руку, оказавшись между сокурсниками.
Не успели они сделать и шага в направлении “Навийских картин”, как оркестр на мосту, словно завидев кортеж Короля, оборвал прежнюю мелодию и принялся наяривать государственный гимн. Народ заволновался, в толпе прошелестело: “Сарра…”, и будто в подтверждение рявкнул мощный клаксон. Выбрасывая в ясное небо клубы копоти, с противоположной стороны Кыски показался черный мобиль самого роскошного вида. Дверцы и капот его украшали названия фильмов, в которых снялась Дамианова, разнообразные завитки и вензеля, а также названия компаний, близких к производству фильмов.
Вскоре машина добралась до входа в синематограф. К этому моменту Варя уже успела подтащить туда же обоих студентов. Несмотря на толчею, они очутились совсем близко от дверцы мобиля, и вот долгожданный миг наступил! Сперва показалась носок изящного валенка, затем пола бельковой шубы, потом упакованные в муфту ручки, и вот сама великая Сарра целиком, с доброжелательной усмешкой встала рядом с мобилем. Вверх полетели шапки, целая туча их на минутку затмила небо, и тут же грянул восторженный хор толпы.
– Красивая, правда? – вскричала Варвара. – Как же хочу я стать актрисой!
Она отставила ногу, небрежно отпихнув какого-то ошалевшего зеваку в картузе, и подняла голову, гордо выставив подбородок. Закрашенные алым губы капризно выгнулись:
– Уходи! – процитировала она. – Не желаю больше знать тебя. Фи!
– Здорово, Варя, – воскликнул Акакий и всплеснул руками. – У тебя гораздо лучше получилось! Верно говорю.
– Подлиза. – Она оттолкнула его, но не слишком сильно, тут же снова ухватила под руку и повлекла обоих студентов на штурм синематографа.
Едва не растеряв весь свой гардероб, они пробились внутрь сразу за Дамиановой – им даже досталось самое последнее дуновение воздуха, наполненное запахом ее изысканных духов. В тесном холле уже вовсю орудовали гвардейцы. Не отработав толком на входе и позволив толпе слегка помять актрису, они наверстывали тут – то и дело звучал чей-нибудь короткий вопль, раздавался хруст распарываемых тулупов и
