в номере, спустился поужинать. Не знаю, как в гостинице, но трактир был полон моряков. В военных формах разных стран, в цивильном платье с торговых кораблей они занимали почти все столики, дым от трубок стоял коромыслом, стучали по столам глиняные и стеклянные кружки.
Я нашел столик, заказал поесть и вина, не собираясь долго задерживаться. Когда я заканчивал жареную курицу, ко мне подсел почтенного вида пожилой моряк во флотской курточке.
– Куда направляется уважаемый господин?
– Если Бог пошлет попутное судно, то в Россию.
– Так здесь, в Амстердаме, сейчас московитская делегация, поищите их корабль, может, возьмут.
– А где стоит их судно?
– Если не запамятовал, у дальней стенки. Говорят, и царь ихний, герр Питер, тоже приехал.
Вот как, это новость! Неужели Петр приехал корабельному искусству учиться?
Что-то я подзабыл историю, или это – первый его визит в Европу, а плотничать он будет позже?
Я сидел, задумавшись. Может, не искать судно, а искать в Амстердаме Петра? Как он меня примет после плена и вспомнит ли? Одни сплошные вопросы. Морячок, что подсел ко мне, принял мою задумчивость за грусть.
– Эй, хозяин, дайте нам кувшин вина, а то гость загрустил.
Хозяин подскочил, угодливо смахнул полотенцем крошки со стола и поставил кувшин с вином. Что ж, промочим горло, поговорим с морячком, может быть, еще какие интересные новости узнаю.
Вино оказалось приятным, но с каким-то привкусом, а может – показалось. После пары стаканчиков меня сильно развезло – кружилась голова, веки смыкались.
Что за вино такое? Морячок услужливо подставил плечо и помог подняться в гостиницу, на второй этаж. Дальше – темнота. Очнулся я на корабле, вокруг было темно; вероятно, я был в каюте или трюме, но то, что на корабле, не вызывало сомнений – по борту плескалась вода, судно раскачивало. Голова болела, и во рту было сухо, как с похмелья. Я начал припоминать вчерашний вечер – да, сидел в трактире, пил с морячком. Но как я здесь оказался? Что-то я не припоминаю, что договорился о попутном судне, да и вещи не помню, чтобы носил. Чертовщина какая-то. Сверху открылся люк, по трапу спустился мой вчерашний знакомый.
– Очнулся?
– Где я?
– На каперском судне «Святая Мария»!
– А что я здесь делаю, я не помню, как сюда попал?
– Пить меньше надо. Ты вчера подписал бумагу, обязуясь прослужить на судне один сезон.
Вот уж чего точно не помню, наверное, подмешали в вино какую-то гадость. Слышал я о таких проделках: спаивают, доставляют на корабль, и поди в открытом море, попробуй качать права. Вот это влип!
– Вставай, сейчас опохмелиться дам. Я боцман этого судна. Ты что умеешь делать?
– Канонир я.
– Во, то, что надо. Саблями махать желающих много, а с пушками обращаться – не каждый может. Вставай, вставай, надо тебя капитану представить, да главному канониру.
Я встал, меня сильно качало. Дать бы в зубы этому боцману. Я нащупал свой пояс – ни шпаги, ни пистолетов не было, кошеля с деньгами – тоже. Сволочь!
Кое-как, с помощью боцмана, поднялся на палубу. Судно оказалось небольшим двухмачтовым бригом, грязным до неприличия. На палубе валялись объедки еды, пустые бутылки, обрывки веревок, грязь покрывала доски палубы так, что и досок кое-где видно не было. Боцман подвел меня к двери в кормовой каюте – капитанской. Постучавшись, мы вошли. За столом, уставленным полными и пустыми бутылками, сидел капитан – заросшее волосами чудовище – волосы вылезали из-под рубашки, волосатыми были кисти рук, длинные патлы выбивались из-под морской фуражки, огромная борода прикрывала половину лица. Волосы пучками даже лезли из ноздрей и ушей. Неандерталец какой-то! Сбоку стола сидели еще двое офицеров, выглядевших более презентабельно.
Боцман ткнул меня кулаком в бок, я слегка поклонился.
– Кто таков?
– Канонир Юрий Кожин, – отчеканил я.
– Куда попал, знаешь?
– Боцман объяснил.
– Бежать с корабля некуда, будешь выполнять команды – получишь свою долю добычи, будешь отлынивать – пропущу под килем или отправлю по доске. Не зря меня зовут Кровавая Борода. Уяснил?
– Уяснил.
– Иди, знакомься с командой, боцман покажет.
Мы вышли. В голове неотступно стучала мысль – бежать! Но куда и как? Мы в открытом море, суши не видно, вплавь не доберусь, да и вода холодная. Придется сделать вид, что смирился, до первой возможности. Я не пират и не капер, это не мое, тем более с таким капитаном. Урод какой-то. Боцман подвел меня к орудиям на носу, по два с каждой стороны. Пушки были укрыты от брызг холстиной, выглядывали лишь бронзовые лафеты. Рядом с пушками сидели матросы – да нет, матросами их и назвать нельзя – какие-то оборванцы. В драной одежде, небритые, давно немытые и оттого чудовищно пахнувшие. При виде боцмана они приподнялись.
– Вот, нового канонира привел, будешь с ними жить, есть, воевать. Звать его – Юрий.
Боцман повернулся и ушел. Босяки скептически меня оглядели.
– Что за имя у тебя странное, откуда будешь?
– Русский, из России.
– Это где-то на севере, один мой приятель туда плавал, там очень холодно. Знаешь пушки?
– Знаю, в армии царя Петра был канониром.
– Ну вот и посмотрим, как ты стрелять умеешь, когда добычу брать будем.
Судя по их виду, богатой добычей здесь и не пахло, или, может, все в кабаках спускали?
Кубрик на всех был один и не велик, спали в нем только, когда шел дождь или было очень холодно. К тому же в кубрике было полно клопов, тараканов и прочей нечисти, а уж крысы так и сновали.
Тьфу, помойка какая-то. Грязных судов я не видел, европейцы, мать иху.
Дня два болтались в Северном море, потом капитану взбрело в голову податься поближе к Шотландским островам, где пролегали морские торговые пути. Правда, и шансов нарваться на неприятности тоже было больше – в виде кораблей охраны.
По вечерам, лежа на палубе, я слушал байки матросов об удачливости и храбрости их капитана. Верилось мне в это слабо. На четвертый день плавания, у острова Фэр-Айл, мы заметили на горизонте паруса. «Приготовиться!» – зарычал капитан. По палубе засновали пираты, позванивало оружие. Пушкари оружия не имели; мы расчехлили орудия, подсыпали свежего пороха к запальным трубкам. Паруса быстро приближались; чтобы не спугнуть вероятную добычу, капитан отвел судно за остров и там выжидал. Как только чужое судно показалось из-за острова, мы подняли все паруса и ринулись на добычу. Нас сразу заметили, но уйти уже не могли. Это было большое трехмачтовое судно под португальским флагом. Невооруженным взглядом видно, как там готовились к отражению атаки – на головах блестели шлемы, матросы размахивали саблями, вот откидных орудийных портов видно не было. На верхней палубе были видны лишь несколько маломощных пушечек. Мы сближались, вот кабельтов, дружно грянули пушечки португальца. Их маленькие ядра не причинили каперам никакого вреда. В ответ, по команде капитана, мы выстрелили картечью. С палубы португальца послышались крики боли, народа поубавилось. Корабли сблизились, и пираты стали забрасывать кошки; удар бортами – и пираты посыпались на палубу португальца.
Звон сабель, крики ярости и боли, ругань, пистолетная и мушкетная пальба. Канониры похватали лежавшие у мачты абордажные сабли и кинулись помогать товарищам.
– Давай за нами, а то ничего не достанется.
Я схватил саблю, потоптался и повернул назад. Открыв люк в трюм, я спустился на пару ступенек трапа и, выбрав укромное место, воткнул саблю в балку шпангоута. Заметить ее сразу нельзя было, но я запомнил место. Зачем я это сделал, сразу и не скажу, но мне подумалось, что надо иметь оружие под рукой. Выбравшись, я подобрал из кучи еще одну саблю и кинулся на палубу португальца. Совсем не участвовать в
