— Мы пообщались.
— С Лабиринтом или с Логрусом?
— С обоими.
— И что же из этого вышло?
— Ничего особенного. Они затеяли между собой что-то вроде силового поединка и просили меня поддержать одну из сторон.
— И кого ты выбрал?
— Никого. На черта это мне сдалось?
— Тебе следовало бы рассказать мне об этом.
— Зачем?
— Чтобы получить мой совет или помощь.
— Против высших сил Вселенной? Не слишком ли ты самоуверенна?
Она улыбнулась.
— Но, возможно, кто-нибудь вроде меня обладает особыми познаниями в том, что касается их действий?
— Кто-нибудь вроде тебя?
— Ну, какая-нибудь чародейка моего уровня.
— Кстати, насколько он высок?
— Не думаю, что мне следует особо распространяться об этом.
— Ну конечно, семейная тайна… Вот почему ты не стала сама учить меня, а отправила к Сухьи?
— Просто у меня нет педагогического таланта. Я не испытываю склонности к тому, чтобы обучать кого-либо.
— Однако ты все же обучила Ясру.
— Это тебе тоже сказал Мондор?
— Нет.
— А кто?
— Какая разница, кто?
— Большая! Потому что я уверена, что ты этого не знал, когда мы виделись в последний раз.
Тут я внезапно вспомнил, что именно в тот раз, когда мы встречались у Сухьи, она сама говорила что-то о Ясре, что-то, свидетельствующее об их близких, даже приятельских отношениях. Помнится, я тогда пропустил ее слова мимо ушей, а потом и вовсе о них забыл, особенно когда пошла всякая чертовщина — с громовыми раскатами, обвалами, призраками и прочим. Я уже хотел спросить, почему, интересно, все началось как раз в тот момент, когда я узнал об этом. Кажется, матери не терпится выяснить, кто мог сказать мне это, чтобы понять, с кем же я встречался с тех пор, как мы расстались. Поскольку призрак Люка был явно далек от политики, мне не хотелось вмешивать его в наши интриги, и я сказал:
— Ну, Мондор и в самом деле обмолвился насчет этого, но тут же попросил меня обо всем забыть.
— Другими словами, — произнесла она, — он хотел, чтобы это непременно дошло до меня. Но почему именно таким образом? Странно. Этот человек дьявольски коварен.
— Но ведь он действительно мог случайно проговориться.
— Мондор никогда не проговорится просто так. Ни в коем случае не делай его своим врагом!
— У меня такое впечатление, что мы говорим о двух разных людях.
Она нетерпеливо щелкнула пальцами.
— Ну конечно! Ты ведь был еще ребенком, когда познакомился с ним! А потом столько времени отсутствовал. С тех пор, как ты вернулся, вы виделись всего несколько раз. Он в высшей степени коварен, скрытен и опасен!
— Но мы всегда с ним отлично ладили.
— Разумеется, он не станет ненавидеть кого-то без особой на то причины.
Я пожал плечами и снова принялся за еду.
Через некоторое время она произнесла:
— Когда вы разговаривали последний раз, он не упоминал обо мне?
— Ни разу. По крайней мере, я что-то не припомню.
— Но уж во всяком случае он наверняка давал тебе уроки осмотрительности?
— Нет. Хотя, возможно, они бы мне пригодились.
— Ну, я уверена, что ты все же получил несколько таковых в Амбере.
— Если и так, они были до такой степени скрытыми и утонченными, что я их просто не заметил.
— Ох, Мерлин! Интересно, смогу я когда-нибудь сказать, что полностью тобой довольна?
— Сомневаюсь.
— Ну ладно. Так чего от тебя хотели Лабиринт и Логрус?
— Я уже сказал тебе: чтобы я выбрал кого-то из них.
— И ты не смог решить, кто вызывает у тебя большую симпатию?
— Я не смог решить, кто вызывает у меня меньшую неприязнь.
— Из-за того, что ты считаешь, что они манипулируют людьми в своих собственных интересах?
— Именно так.
Она рассмеялась.
— Отсюда следует, что наши боги ничуть не лучше нас, смертных, — сказала она, — хотя и не то чтобы намного хуже. Здесь источники человеческой морали, и, по-моему, лучше иметь такую мораль, чем вовсе никакой. Если тебе недостаточно сказанного мною для выбора одной из сторон, позволь тебе напомнить, что прежде всего сын Хаоса.
— И Амбера, — добавил я.
— Ты вырос при Дворе Хаоса.
— Но я также подолгу жил в Амбере. И мои родственники столь же многочисленны с той стороны, как и с этой.
— Так вот что тебя удержало.
— Разумеется. Иначе все было бы гораздо проще.
— В таком случае, — произнесла она, — тебе нужно подойти к делу с другой стороны.
— Что ты имеешь в виду?
— Выбрать не того, кто тебе больше нравится, а того, кто мог бы больше сделать для тебя.
Я отпил превосходного зеленого чая, когда раскат грома прокатился над водой где-то совсем рядом. Плеск волн усилился.
— Хорошо, — согласился я, — наверное, я так и сделаю.
Подавшись чуть-чуть вперед, она улыбнулась, и ее глаза потемнели. Она всегда полностью сохраняла контроль над своим обликом, когда изменяла его в зависимости от настроения. Хотя ее наружность обладала рядом уже сложившихся черт, иногда она слегка модифицировала их и принимала вид совсем юной девушки или, наоборот, зрелой женщины в полном расцвете красоты и силы. Обычно же она выглядела чем-то средним между двумя этими крайностями. Но сейчас что-то бесконечно древнее проступило в ее чертах, — даже не возраст, а, скорее, печать Времени, и внезапно я вспомнил, что, в сущности, никогда и не знал, сколько же ей лет на самом деле. Глядя на нее, я ощутил присутствие какой-то древней силы, которая окутывала ее, подобно мантии.
— Логрус, — произнесла она, — приведет тебя к величию.
— Величию какого сорта?
— А какой сорт ты предпочитаешь?
— Я даже не знаю, хочу ли я вообще величия как такового. Это все равно, что стремиться быть изобретателем вместо того, чтобы на самом деле изобретать что-то, или быть писателем вместо того, чтобы писать. Также и с величием — оно побочный продукт, а не вещь в себе. Тот, кто думает иначе — просто самовлюбленный эгоист или жуткий дурак, что, впрочем, одно и то же.
— Но если ты по достоинству заслужил право называться великим?
— Тогда другое дело. Но я, к сожалению, пока не могу этим похвастаться, — ответил я, глядя на широкий круг света, возникший среди волн и быстро двигавшийся к берегу, как бы гонимый штормом. — Я
