руку.
– Последнее слово! – прорычал он по-английски. – Я вобью ему это слово в глотку, пока он не задохнется!
Он вышел в зал, где все уже готовились ко сну. Его свита уже расстилала плащи и одеяла.
– Бросьте это, – рявкнул Уолтеф. – Мы не останемся.
– Милорд? – Его оруженосец Хакон с удивлением взглянул на него.
– Иди и скажи конюхам, чтобы седлали наших лошадей. Мы уезжаем.
– Но…
– Никаких но, – огрызнулся Уолтеф. – Выполняй!
Поведение Уолтефа было настолько для него необычным, что Хакон продолжал настаивать.
– Милорд, но ведь сейчас комендантский час, и лошадей уже поставили в стойла. Не лучше ли подождать до рассвета?
– У меня есть разрешение Вильгельма, – сказал Уолтеф. – Я не задержусь дольше, чем необходимо.
Пресекая любые возражения, Уолтеф вышел из зала.
Воздух был влажным и теплым. Ночь для любовников. Ночь для дураков. Уолтеф выругался. Возможно, в глубине души он знал, что Вильгельм ему откажет, потому и тянул так долго. Не получив отказа, можно было помечтать. Он сердцем чувствовал, что Джудит не осмелится противиться воле дяди. Его слово было для нее законом.
Облизывая ободранные пальцы, Уолтеф направился к конюшне. Вылезли заспанные грумы и, косясь на него, начали седлать лошадей.
Уолтеф сам оседлал Коппера, своего коня. Все, что угодно, только отвлечься от мрачных мыслей. Он услышал шорох в ближайшем деннике. Заглянув туда, он увидел на соломе горничную Джудит Сибиллу и своего скальда. Ее темные волосы рассыпались по плечам, а губы распухли от поцелуев.
В другое время Уолтеф бы рассмеялся, но сегодня чувство юмора его начисто покинуло.
– Леди Джудит знает, где ты? – мрачно спросил он.
Сибилла смело взглянула ему в лицо.
– Нет, милорд, и не стоит ей говорить, потому что это не ее забота.
– Своим поведением ты чернишь не только свою, но и ее репутацию. – Он грозно взглянул на Торкела, изумленно взирающего на него.
– Я отправляюсь домой, в Хантингдон. Ты можешь ехать или остаться, как пожелаешь. – Он вывел лошадь из конюшни. Господи, как же для них все просто!
Его люди начали собираться во дворе. Все молчали, но выражения лиц говорили сами за себя.
– Значит, Вильгельм вам отказал? – спросил скальд, подходя к нему.
– Это не твое дело.
– Если вы граф, это касается всех, – возразил Торкел. – О том, что вызвало ваш гнев, завтра будет говорить весь Вестминстер.
– Ну, меня здесь уже не будет, – отрезал Уолтеф. – Вильгельм сказал, что уже был достаточно ко мне благосклонен. Он заявил, что у меня не хватает достоинств, и я им не подхожу.
– Вот как… – протянул Торкел.
– Раз он придерживается такого мнения, мне здесь больше нечего делать.
– Вы не считаете, что он со временем может изменить свое мнение?
– Полагаю, за ночь он не передумает. Для нас обоих лучше, если я уеду. А ты оставайся, если хочешь.
Торкел покачал головой и грустно улыбнулся.
– Лучше я поеду с вами в Хантингдон, чем останусь здесь прозябать в роскоши и похоти.
Уолтеф кивнул:
– Как хочешь, – и вскочил в седло.
Симон, о котором все забыли, тихонько сидел в углу, боясь провести промасленной тряпкой по шлему, чтобы шорохом не привлечь к себе внимания. Несколько минут назад Вильгельм призвал старшего придворного и велел ему привести леди Джудит.
– Ты знала о его намерениях? – обратился Вильгельм «жене.
Она отрицательно покачала головой.
– Если бы знала, я бы этим ухаживаниям сразу положила конец. И Аделаида поступила бы так же. Она в долгу у сеньора Уолтефа, он спас Джудит из-под копыт лошади в Фекаме, это мне известно, но больше ничего.
– Наверняка было еще что-то, – мрачно заметил Вильгельм.
– Но не при мне, – возмутилась жена. – Видимо, его обнадежило какое-то мимоходом брошенное слово.
