Джудит быстро моргнула, явно сердясь на себя.
– Я пришла сказать, что пора начать церемонию укладывания новобрачных в постель – пока мужчины еще стоят на ногах. – Она резко взмахнула рукой. – Я не хотела говорить о твоем отце. Наверное, выпила лишнего.
Ребенок отрыгнул, в углу рта появились молочные пузырьки.
– Полон до краев, – сказала Матильда, с сожалением наблюдая, как мать снова прячется за знакомую стену ледяного достоинства. – Я рада, что ты рассказала, – тихо сказала она. – У меня так мало осталось в памяти об отце.
– Самое лучшее, – пробормотала Джудит. – Не знаю, жалеть тебя или завидовать тебе.
Матильда отдала ребенка няне и заколола платье.
– Мне не нужно от тебя ни жалости, ни зависти. Они ничего не изменят, верно? – Она встала и отряхнула платье, как бы заканчивая разговор. – Пойдем, иначе они начнут церемонию без нас.
Они вместе вышли в зал, где гости уже разделились, – женщины окружили невесту, мужчины – смеющегося жениха.
Матильда на мгновение задержалась рядом с Симоном и с беспокойством взглянула на де Тосни.
– Надеюсь, он не слишком напился и не сделает Джуди больно, – пробормотала она.
Симон обнял ее за талию.
– Не беспокойся, – сказал он ей на ухо. – Это просто хорошее настроение. После первых двух чаш я распорядился разводить вино водой. И мне дешевле выйдет, – пошутил он. – Да и я сегодня не хотел бы перебрать. – Он провел рукой по ее ягодицам, доказывая, что не так уж он трезв, как хочет казаться.
Матильда засмеялась и оттолкнула его.
– Посмотрим, – сказала она и присоединилась к женщинам.
Джуд привели в главную спальню, которая обычно отводилась Симону и Матильде. Женщины торжественно раздели Джуд и расчесали ей волосы. Видя, как она дрожит, Матильда, пока они ждали мужчин, завернула ее в накидку на бобровом меху.
– Все будет хорошо, – прошептала она и поцеловала сестру в висок.
– Я знаю, – кивнула Джуд, нервно улыбаясь. – Сибилла мне все рассказала… как когда-то тебе. Если бы на ее месте была мама, я была бы невиннее новорожденного ягненка. А если бы я поверила всему, что говорил Ранульф до свадьбы, то уже не была бы девственницей.
После этих слов напряжение спало, и они обе принялись хихикать. Поднятые в возмущении брови матери только раззадорили их.
За дверью послышались тяжелые шаги, затем удары кулаков по дереву. Громкие голоса потребовали, чтобы их впустили, перемежая эти требования сальными шутками. Джудит нахмурилась еще больше, отодвинула в сторону служанку и сама отомкнула щеколду, широко распахнув дверь.
– А я думал, что драконы горячие, а не холодные, – невнятно произнес брат Ранульфа Роже, слегка покачиваясь.
Ранульф поклонился Джудит и сумел удержаться на ногах, что говорило о том, что он не так уж пьян.
– Мадам, – обратился он к ней, – я пришел потребовать свою невесту.
Матильда заметила, что, кроме плаща Симона на медвежьем меху и сапог, на нем ничего не было.
– Обращайся с ней хорошо, – предупредила Джудит. Ее голос прозвучал на фоне этого шумного веселья, как удар кнута. – Иначе будешь иметь дело со мной. – Она жестом предложила другим мужчинам зайти и прикрыла нос рукавом от запаха перегара.
– Я буду ласков с ней всю жизнь, – пообещал де Тосни, не сводя глаз со своей молодой жены. – Почему бы и нет, ведь она красива, у нее есть земли и она зажигает мое сердце?
– Ты удивишься, если узнаешь, сколько мужчин охладевает, как только забудут вкус сорванного фрукта, – ответила Джудит.
– Но не я, – заверил ее Ранульф.
Джудит сурово взглянула на него и уступила место священнику, который должен был благословить пару и брачную постель.
Выполнив ритуал, Ранульф поднял невесту на руки и положил на постель под громкие поощрительные возгласы.
– Сегодня я обойдусь без посторонней помощи, – заверил он и бросил плащ Симону.
– Ну, крикни, если что, – усмехнулся Симон.
Еще немного посвистев и отпустив пару двусмысленных замечаний, гости потянулись прочь из спальни, давая последние советы.
Вино продолжало литься рекой, с кухни едва успевали подавать на стол всяческие яства. Симон и Матильда смешались с толпой гостей, которые и не собирались уходить. Матильда потанцевала с графом Хью Честерским, отбиваясь от его назойливых ухаживаний, и наконец укрылась от него в объятиях своего дяди Стефана. Он был всего на два года старше ее. Пышной гривой светлых волос, ледяными голубыми глазами и ямочкой на подбородке он напоминал своего отца. Люди говорили, что он единственный в роду Вильгельма Нормандского, кому подошла бы корона.
– Не смей называть меня дядей, – попросил он, когда они начали старательно выводить фигуры танца. – А то я чувствую себя седобородым стариком. Лучше кузен.
