что темперамент действовал заодно с завоевателем.
Приближавшийся момент был предметом самых нетерпеливых желаний, но мною почему-то овладело смутное беспокойство. Д'Эглемон торопился раздеть меня. Боже, как он был ловок и умел! Как быстро избавил меня от всего, что могло помешать ему действовать! Какой град поцелуев обрушил на мои прелести! Но я оставалась неподвижной… Я не испытывала ни неудобства, ни наслаждения. Душа моя как будто заснула… Я существовала в то мгновение, которое еще не наступило и которого я боялась помимо своей воли… Я не могла оценить всех удовольствий, которые испытывал мой сладострастный любовник. Он тихонько увлек меня на алтарь Венеры, где я должна была быть принесена в жертву. Боги мои! Откуда он брал слова для страстных похвал моим прелестям?! Наконец я пробудилась от странной апатии — тысячи изысканных поцелуев вдохнули жизнь в мое отяжелевшее тело. Я пылала огнем страсти… Моя душа жаждет слиться с другой душой. Нежная ярость… Но что это за препятствие? Острая боль мешает наслаждению… Страсть растет… Увы! Наше счастье не может достичь апогея… машинально я касаюсь рукой орудия пытки и вздрагиваю — мне начинает казаться, что мы предприняли нечто невозможное… Алая кровь течет из моей раны; я напоминаю сейчас несчастных, покалеченных на поле боя, и напрасно прошу победителя прикончить меня… трижды он пытается подчиниться… трижды я терплю жесточайшие муки… и трижды он вынужден отказываться от принесения жертвы.
О, самый нежный из любовников! Я вспоминаю слезы, которые пила из твоих глаз, и грусть ускользала прочь, огонь желания возвращался, а ты, ты собирал мою кровь, клянясь, что навсегда сохранишь этот трофей драгоценной победы! Ты желал, чтобы я разделила неведомое мне доселе блаженство… В конце концов ты научил меня побеждать боль и сомнения, и я открыла неисчерпаемый источник сладострастия.
Мы были в отчаянии. «Итак, все кончено? — спрашивала я. — Неужели так будет всегда?» Я безутешно рыдала… Между тем боль стихала; отдохнув несколько минут, я попросила шевалье возобновить усилия, ибо, несмотря на боль, почувствовала нечто сладостное, придававшее мне мужества.
— Приди ко мне, любимый! — восклицала я в приступе сладострастия. — Пусть будет еще одна попытка, пусть я умру, если нужно, но мы наконец соединимся…
И вот точное и сильное движение рушит последний барьер… Ты как будто умираешь от наслаждения, а я — от боли.
Ох уж эти мне сочинители эпиталам, никогда не дававшие юным девам первых уроков удовольствий! С каким энтузиазмом воспевают они восторги первого соития! Несчастная девушка, выданная замуж без любви и безжалостно подчиненная воле мужа, исполнившая жестокий долг, на следующий день после свадьбы подвергается насмешкам глупых родственников! Ах, если бы все люди знали, что приходится выносить женщинам!.. (Хвала Господу, существуют пары, между которыми все происходит иначе!) Если бы они знали, то, во всяком случае, не позволяли бы себе дурных шуточек и глупых комплиментов! В день гибели девственности женщине следует приносить соболезнования.
Глава XXII. Продолжение предыдущей
— Ах, милый мой палач! — сказала я умирающему от счастья д'Эглемону, как только боль отступила. — Значит, любовник мечтает именно об этом — причинять ужасную боль женщине?
Он закрыл мне рот пылким поцелуем и принялся доказывать, что удовольствие всегда наследует страданиям. На мгновение я поверила, но приятная иллюзия длилась недолго. Впрочем, я слишком любила моего счастливого атлета, чтобы отказать ему во втором лавровом венке, которым он хотел себя увенчать… и выдержала до конца его жестокие доблести… Мне было радостно доставлять наслаждение любимому, но я горько сожалела, что сама не получаю удовольствия и вынуждена так страдать. Вскоре участившийся ритм движений, страстные вдохи и покусывания дали мне понять, что шевалье приближается к вершине блаженства… Я же едва ощутила некоторую приятную истому… Пытка моя наконец окончилась, силы мучителя иссякли. Бедный шевалье казался уничтоженным, и я, обвившись вокруг него, прижав его голову к своей груди, сопереживала каждому всхлипу сладостной агонии. Все пережитое было мгновенно забыто: я действительно наслаждалась, чувствуя, что владею тем, что мне было так дорого, заплатив странную дань, которую природа безжалостно требует с нашего несчастного пола. Я получила полное право собирать обильную жатву на поле сладострастия… Мои руки восхищенно гладили великолепное тело любовника, отвечая на ласки, которыми он меня одарил… Д'Эглемон скоро пришел в себя, и мы начали нежную беседу, потом бог сновидений, проказник Морфей подарил нам сладкие грезы и успокоил нас в той счастливой позе, на которую вдохновила Венера.
Пока я спала, добрая богиня дважды подарила мне наслаждение, в котором отказала во время кровавого посвящения. Шевалье, чей отдых длился недолго, принялся ласкать меня, нежно и умело, стараясь не разбудить, потом, вдохновленный успехом этой тонкой и сладкой забавы, попытался в третий раз доставить удовольствие себе… Однако, проснувшись, я застонала от боли, откатилась на другую половину кровати и назвала его варваром! Увы! Я жалела этого человека и понимала, сколь велико его желание… Его жалобные вздохи трогали мое сердце… Сердце шевалье бешено колотилось под моей рукой, в другой трепетала и билась опасная игрушка.
— Дорогая Фелисия, — произнес д'Эглемон с глубокой грустью, — не упрекай меня в варварстве… ты — больший варвар, чем я.
Я старалась утешить любовника нежными ласками: моя рука, вначале охранявшая предмет его вожделений от новых нападений, вскоре стала своего рода лекарством… Легкие поглаживания привели к тому, что
— Прости меня, драгоценная! — произнес с нежным смущением шевалье, вытирая милосердную руку. — Прости и знай, что ты спасла мне жизнь. — Я не удержалась от смеха, ибо эта услуга ничего мне не стоила, но не преминула обратить ее себе на пользу, поставив условие: оставшуюся часть ночи мы будем спать — и только! Проснувшись, я не нашла рядом с собой драгоценного д'Эглемона, хотя первым моим побуждением было протянуть к нему руку, которой накануне так энергично его отталкивала. Как действует на людей желание! Какая непоследовательность! Я была расстроена обманутыми ожиданиями и собственной неловкостью, полагая, что, будь я изобретательнее, этот лучший из мужчин не покинул бы меня, не дав свидетельства своей страсти. Пришлось прибегнуть к хорошо проверенному средству — удовлетворив свои желания, я уснула.
Глава XXIII. Глава, напоминающая баловням судьбы о необходимости ничего не забывать в домах, где они ночуют
Мне позволили отдыхать до десяти утра — в этот час обычно приходил мой учитель. Я ничуть не обеспокоилась, увидев, что мою комнату убрали, унеся поднос с остатками еды и собрав с пола разбросанную накануне одежду. В присутствии Сильвины преподаватель Дал мне два урока, причем я не обратила особого внимания на выражение ее лица и не разглядела на нем недовольства. Мы пообедали наедине, и она ничем не выдала того, что готовила для меня. Гром грянул, как только со стола было убрано и слуги удалились. Боже, какое у нее было лицо, какой взгляд!..
— Несчастная маленькая мерзавка! — воскликнула она, схватив меня за руку и яростно тряся. — Ну же, признавайтесь, чем вы занимались этой ночью?!
