Там же. 1881. 1 марта. № 60.
216
Моск. ведомости. 1881. 19 февраля. № 50.
217
Русь. 1881. 7 февраля. № 13.
218
Газета Аксакова из номера в номер на протяжении 1881 г. публиковала письма Достоевского, воспоминания о нем, полемические заметки и статьи «по поводу» Достоевского. Весь этот материал был тщательно подобран и пристрастно прокомментирован. Так, «Русь» (1881. 14 апреля. № 14) опубликовала письмо Достоевского 1878 г. к московским студентам, а затем в передовой статье эксплуатировала его авторитетное мнение: «Это единственно правильное и честное отношение <…> Справедливо увещает молодых людей Достоевский: не слушай тех, кто, ратуя будто бы в их пользу, учит их вместе с тем пренебрегать народом, обзывая его чернью. <…> Никакие корпорации и прочие студенческие привилегии не приведут ни к чему, если студенты сами не проникнутся уважением и любовью к своему народу, не почтут вместе с ним того, что он чтит, и не поймут в то же время, что главная задача их пребывания в университете — это учение и учение, — это приготовление в себе будущих деятелей, достойных русской земли и так нужных, так нужных ей!..» (20 апреля. № 15). Столь же характерны ссылки на последний «Дневник» (и большая цитата из него) в статье К. М. «Прототип нигилиста» (13 июня. № 31) и публикация письма Достоевского к врачу А. Ф. Благонравову (18 июня. № 36).
219
Нов. время. 1881. 1 февраля. № 1771.
220
Голос. 1881. 8 февраля. № 39.
221
Там же. На статьи Модестова появилось пространное возражение Суворина — фельетон «Либерал и утопист». Суворин, частично развивая идеи своего очерка «О покойном», обращает внимание на огромное, принципиальное отличие (превосходство) «утопий» Достоевского от умеренно-либеральных идеалов Модестова: «Достоевский был действительно утопистом, но, не в обиду будь сказано г-ну Модестову, его утопии основывались именно на фактах, на истории, на философском умозрении и на том глубоком проникновении в человеческую душу, без которого факты, история, статистика — слова, слова и слова, иногда звонкие, иногда пошлые. Он был утопистом, он далеко смотрел в даль, он мечтал о безграничной свободе духа, о возможном для человека счастии, о включении всех обиженных и угнетенных в ту маленькую теперь область благосостояния и благополучия, которая так вдоволь удовлетворяет многих, и писателей, и не писателей: он не мог в своих желаниях, в своих стремлениях мириться с теми узкими политическими формами, которые исключают миллионы людей из списков благополучных граждан, исключают холодно и твердо для того, чтоб облагополучить десятки тысяч. Он работал в этом направлении <…> он уравнивал всех перед требованиями разума и чувства» (Нов. время. 1881. 10 февраля: № 1780). Иронически выделил Суворин слова Модестова о «здравой политической теории» и фантазиях Достоевского-утописта, мешающих ее практическому осуществлению: «В заключение <…> мне хотелось бы сказать г-ну Модестову, что нет замечательного писателя, замечательного поэта, который бы не был утопистом. Самые эти термины <…> придаются только писателям-утопистам, глядевшим чрез все эти „здравые политические теории”. Они не мешают этим теориям, но они указывают современникам, что это не все, что за этим еще длинная дорога, что за этим идеал общего счастья» (там же).
222
Порядок. 1881. 27 февраля. № 57.
223
Молва. 1881. 5 февраля. № 36.
224
Там же. 1881. 21 февраля. № 52.
225
Вестн. Европы. 1881. № 1. С. 307.
226
Там же. С. 307, 309, 321.
