А у нее хороший голос! Чуть низковатый, приятный. На мгновение он представил ее на подмостках в коротком черном платье с кружевами и с перьями в волосах; певичек в таких нарядах он за свою жизнь перевидал великое множество. Вот она прохаживается взад-вперед, кокетливо надув губки и заигрывая с посетителями. Видение было таким четким, что он услышал даже одобрительный свист, увидел вожделение в глазах мужчин, сидящих в зале.
Вскинувшись на подушке, он отогнал мерзкие мысли. Да он своими руками придушит любого, кто осмелится слишком долго пялиться на нее, заодно и ее прикончит, если ей вдруг взбредет в голову скакать по сцене перед всякими алкоголиками!
Калеб откинул простыни, спустил на пол ноги и нахмурился. Чего это он надумал? Она ведь ни разу не говорила, что собирается выступать в салунах. Ну и разыгралось у него воображение!
Он быстро оделся и пошел на кухню, привлеченный вкуснейшим ароматом жарящегося бекона.
Келли стояла у плиты к нему спиной и взбивала яйца в чугунной кастрюльке с длинной ручкой. Калеб мгновенно почувствовал, как в нем разгорается желание обнять и поцеловать девушку, пышущую утренней свежестью.
Отодвинув стул, он ругнулся про себя и сел за стол.
Келли обернулась через плечо и улыбнулась ему:
– Доброе утро.
– Доброе.
– Завтрак почти готов.
Калеб хмыкнул. И как это ей удается всегда быть такой веселой по утрам? Сам он предпочитал угрюмо отмалчиваться, пока не выпьет по крайней мере полдюжины чашек крепчайшего черного кофе. У Келли же всегда наготове радостная улыбка.
– Я испекла печенье, – сообщила Келли.
Снова хмыкнув, Калеб выдавил ответную улыбку, а она в это время поставила перед ним тарелку. Бекон аппетитно хрустел поджаристой корочкой, яичница совершенно воздушная, а печенье таяло во рту.
Келли сидела напротив и напряженно смотрела на Калеба, ожидая, что он скажет о ее стряпне. Он поднял на девушку глаза.
– Очень вкусно! – с удивлением произнес он.
Келли улыбнулась и принялась за еду.
– Фанни учит меня готовить. – Она немного помолчала. – Вы ей очень нравитесь.
– Кому? Фанни? Это немудрено, мы всегда с ней ладили. Она из тех немногих, кто не чурался моего общества и не считал меня исчадием ада.
– Неужели все было так ужасно?
– Поначалу. В те дни между индейцами и белыми были очень напряженные отношения. Солдаты вырезали целую деревню в местечке под названием Кедровый Ручей, а потом Чивингтон напал на мирных жителей в Песчаном Ручье. Вполне естественно, индейцы не остались в долгу. В конце концов горожане уверовали в то, что я не залезу к ним ночью, не убью прямо в постели и не сниму скальп где-нибудь в темном переулке, но все-таки продолжали относиться ко мне с недоверием.
– Боже, как же вам, должно быть, было тяжело!
– Ничего, я привык. А когда уехал из города, Стало намного легче. Никто не знал, кто я такой, а преступникам, которых я выслеживал, было безразлично, что я полукровка.
– А вы… вы убили много человек?
– Достаточно.
По тону его голоса и тяжелому взгляду Келли поняла, что пора закрыть тему. Они закончили завтрак в молчании.
– Спасибо, – вставая, произнес Калеб.
– Не за что.
С минуту он смотрел на нее, всей душой желая, чтобы она была постарше и помудрее или чтобы он сам помолодел и смягчился сердцем. Она всего лишь твоя кухарка и экономка, напомнил он себе, не увлекайся, брат.
– Вы умеете ездить верхом?
– Да, – быстро ответила Келли. Это была заведомая ложь, но она надеялась, что он не сможет ее уличить.
– Я собираюсь проехаться по ранчо и посмотреть, как идут дела. Хотите присоединиться?
– О, это будет великолепно!
– Тогда через десять минут встретимся на конюшне.
– Отлично.
Улыбаясь во весь рот, она помчалась через холл в свою спальню, чтобы переодеться. Сейчас она поедет верхом! На лошади! Сама! Эта мысль сводила с ума, приводила в радостный трепет; она всегда приходила в восторг при виде этих красивых, сильных животных.
Калеб поджидал ее возле конюшни. Рядом с его жеребцом спокойно стоял великолепный гнедой мерин.
