Стоя рядом с ней, Келли чувствовала себя одной из уродливых сестер Золушки.
– Пойду приготовлю кофе, – произнесла она. Подхватила корзину и вышла на кухню.
Быстро смолов горсть зерен, Келли наполнила кофейник водой, засыпала туда кофе и поставила на плиту.
Потом стащила грязный передник, вымыла руки и вытащила из волос шпильки. «Я делаю это вовсе не ради Калеба, – убеждала она себя, приглаживая волосы рукой, – и не потому, что в гости пришла Энжела».
Когда кофе закипел, Келли взяла поднос, поставила на него чашки и блюдца, сахарницу, кувшинчик со сливками, кофейник и отправилась в гостиную.
Энжела сидела рядом с Калебом на диване, восторженно заглядывая ему в глаза со сладкой – чуть не до тошнотворности – улыбкой на лице.
– …и я просто не знаю, что мне делать, – говорила она, сжимая руку Калеба. – Мне будет так одиноко.
– Можешь оставаться в старом доме, пока не подыщешь другого жилья, – ответил Калеб, аккуратно высвобождая свою руку.
– Ах, Калли! – воскликнула Энжела. – Ты так добр.
– О да, конечно, – вставила Келли.
Она поставила поднос на стол возле дивана и бросила на Калеба мрачный взгляд.
Тот усмехнулся краешками губ. Он прекрасно понимал, насколько возмущена она его словами: ведь он предлагал Энжеле остаться на ранчо, которое ему больше не принадлежит.
Энжела посмотрела на Келли.
– Вы не возражаете?
– Конечно, нет, – сквозь зубы процедила девушка, страстно желая схватить револьвер и немедленно пристрелить Калеба Страйкера.
– А когда уезжает твоя мама? – спросил метис.
– Послезавтра, – ответила Энжела и снова сосредоточила все внимание на его лице. – Ты не поможешь погрузить ее вещи в фургон?
– Конечно. Загляну к вам сегодня вечером.
– Кофе, миссис Бристол? – спросила Келли, сунув чашку Энжеле под нос.
– Спасибо.
– Сливки? Сахар?
– Да, пожалуйста.
Словно острый нож пронзал сердце девушки, когда она смотрела, как эти двое глядят друг на друга – как будто никого больше и нет в комнате. Она ревновала! Да нет, не может она его ревновать, просто ей неприятно, что на нее не обращают внимания в ее же собственном доме. Но если Энжеле Бристол снова вздумается строить Калебу глазки, то Келли, чего доброго, может и заехать ей по голове кочергой.
Минут через тридцать Энжела ушла. Келли захлопнула за ней дверь и стала собирать со стола чашки, грохоча посудой по подносу и все еще не желая признаться себе в том, что ревнует Калеба к этой женщине.
– Эй, Келли, успокойся.
– Я и так спокойна.
Калеб не смог сдержать улыбку.
– Ты не объяснишь, что случилось?
– Ничего. А что могло случиться? – Она уперлась руками в бока и обратила на него гневный взгляд. – Эта женщина! Как она смеет являться ко мне домой и вести себя так, словно все здесь принадлежит ей, а не мне?!
– Надеюсь, ты не ревнуешь?
– Я? Ревную? Не говори ерунды!
Калеб сделал к ней шаг, и Келли отступила назад, смущенная его близостью и выражением глаз.
– Не нужна мне Энжи, – произнес Калеб голосом теплым и мягким, как тающее масло. – И никогда не была нужна. Мне нужна ты. Только ты.
Келли, широко раскрыв глаза, смотрела на него. Ей хотелось убежать, но ноги словно приросли к полу, и она продолжала беспомощно стоять на месте, когда Калеб наклонил голову и поцеловал ее в губы. Он не закрывал глаз, не закрыла их и она. Глаза его были серыми, как низко нависшие над землей грозовые тучи. Губы были горячими и твердыми; когда она попыталась отстраниться, он сжал рукой ее голову и, не позволяя Келли шевельнуться, продолжал ее целовать. То не был поцелуй, полный страсти и желания; Калеб лишь касался ее губ своими, но Келли чувствовала, как жар пронзает ее тело до самых кончиков пальцев.
Очень медленно он поднял голову и проговорил:
– Мне нужна ты, а не ранчо. Только ты.
Ноги Келли подкосились, и, покачнувшись, она уперлась руками ему в грудь. И зачем только она сопротивляется?..