Кусая нижнюю губу, она пристально смотрела на него и раздумывала над его словами. Хоть вино и притупило рефлексы его организма, все же он невольно начинал реагировать на ее близость. Ощутив жар в паху, он поменял положение, перенося тяжесть ее тела на свое бедро, ибо не хотел, чтобы она подумала, будто он говорит одно, а подразумевает другое.
– Никаких обязательств, – повторила она, чуть прищурившись, потом хмыкнула и решительно выпрямилась. – Так куда мы идем?
К тому времени, когда они добрались до «Пандоры», Николас уже был весь во власти вина. Поднимаясь по сходням на корабль, он думал только о том, как бы не свалиться в воду. На палубе он показал в сторону деревянной надстройки над кормовым рулем, предлагая своей спутнице переночевать там.
– Одеяла в трюме, – сказал он, старательно выговаривая слова, и неопределенно махнул рукой куда-то в глубь корабля.
– Разберусь, – улыбнулась она.
Он кивнул и направился к другой надстройке, на носу корабля, но потом вдруг остановился и обернулся, едва не потеряв равновесие.
– Я ведь так и не знаю, как тебя зовут.
Она улыбнулась шире, отчего в уголках ее чувственных губ появились ямочки.
– Магдалена. Хотя я сомневаюсь, что ты вспомнишь это утром.
– Магдалена, – повторил Николас заплетающимся языком, потом еще раз произнес по слогам: – Маг- да-лена.
Спал он неспокойно. Ночью его посетило потрясающее эротическое видение. Сильные пальцы ласкали его тело, гладили бока и живот, массировали бедра, заставляя его со стонами извиваться. Пальцы сменило нечто обволакивающее и эластичное. Оно засасывало и сжимало его плоть, не оставляя в нем ничего, кроме неистовой чувственности. Чужие руки взяли его ладони и поднесли их к большим упругим грудям с твердыми, как бутоны, сосками, застывшими на ночном ветру. Их кожа была как прохладный шелк.
– Бог мой! – охнул он и открыл глаза. Чьи-то пальцы накрыли его губы.
– Лежи спокойно, – прошептала Магдалена. – Это мой подарок.
– Я не…
– Хотел, – перебила она его, плавно поднимаясь и опускаясь на нем, даря ему нестерпимое наслаждение, от которого он выгнулся, будто тугой лук, а потом лопнул, стремительно погружаясь в экстаз и забытье.
Пробудился он утром с раскалывающейся головой и пересохшим ртом. Это было обычное состояние похмелья, наступающее от злоупотребления гасконским вином, которого он выпил на кварту больше, чем следовало. Он осторожно сел, жмурясь на солнце, стоявшем уже высоко над горизонтом. Сидевшая на мачте «Пандоры» серебристая чайка сверлила его холодным взглядом. Кажется, он что-то должен вспомнить, подумал Николас, со стоном потирая ноющий лоб.
Потом он увидел на палубе женщину. С чашей в руке она шла к нему. Она была уже одета, ее голову покрывал аккуратно заколотый платок.
– Обычная вода, – сказала она, – но, говорят, это отличное лекарство от похмелья.
Пробормотав слова благодарности, он взял у нее чашу.
– Ну, – с едва заметной улыбкой на губах промолвила она, – помнишь, как меня зовут?
Он с жадностью сделал несколько глотков, утоляя жажду, и взглянул на нее поверх чаши. Сама того не ведая, она дала ему подсказку, и ответ в его голове всплыл сам собой.
– Магдалена, – с иронией в голосе отозвался он. – Надо признать, для меня это подвиг, ибо я не уверен, что помню даже свое собственное имя.
Она добродушно рассмеялась:
– Ты вчера хорошо набрался.
Он кивнул и допил воду.
– Это точно, судя по тому, как гудит голова. – Он прищурился от яркого света. – Правда, кажется, твое имя – не единственное, что отложилось в моей памяти за минувшую ночь, – медленно проговорил он. – Ты приходила ко мне ночью. Это сон или было на самом деле?
Стыдливый румянец залил ее шею и лицо.
– Думай как хочешь.
Николас уткнулся носом в пустую чашу, рассматривая мокрые разводы на глазурованной внутренней поверхности. Из-за похмелья он туго соображал. Эдвин умер, думал он, и теперь ей нужен новый опекун. Он вполне мог бы подойти на эту роль. Минувшей ночью он убедился в этом.
Подняв голову, он увидел, что она смотрит на него.
– Надеюсь, это был не сон, – осторожно сказал Николас. – Помнится, ты говорила что-то про подарок, поэтому я не стану оскорблять тебя, предлагая деньги.
– Это правильно. А то бы пришлось швырнуть их тебе в лицо.
Он не нашелся, что еще сказать, не знал, как отвергнуть ее так, чтобы это не прозвучало как прямой отказ или грубость.
– Я рад, что ты осталась, – наконец произнес он, – и с удовольствием встретился бы с тобой еще раз, но я – не Эдвин и не намерен предлагать тебе соглашение на тех же условиях, что и он.
Она подбоченилась:
