Неделей позже, глубоко удовлетворенная, довольная собой, Мириэл отправилась домой. Роскошные покупки, которые она везла с собой, служили залогом огромной прибыли, ждущей ее в Линкольне.
Она думала, что в Руане сядет на «Пандору», но судна у причала не оказалось, да и Мартина Вудкока тоже нигде видно не было. Вместо «Пандоры» в лучах осеннего солнца сверкал величавый парусник – краска свежая и яркая, обшивка чистая, как мальчишеский подбородок, без единого пятнышка, оставленного морем или непогодой.
– Ну, как тебе корабль? – раздался у нее за спиной голос Николаса.
Мириэл охнула и резко развернулась.
– Что ты здесь делаешь? – Сердце в груди подпрыгнуло, а потом заколотилось быстро-быстро.
– Готовлюсь отплыть в Бостон с завтрашним приливом. – Он беспечно пожал плечами, улыбнулся непринужденно, но от выражения его глаз у нее подогнулись колени. – Или, – он понизил голос, чтобы его слова могла слышать только она одна, – можно плюнуть на все и отправиться на нем бороздить океан и целый год не причаливать к берегу.
Мириэл сглотнула:
– Я думала… я… Где Мартин?
– Надеюсь, везет в Бристоль рейнское вино, – ответил Николас. Он показал на корабль: – Для всех это «Святая Мария», для меня – «Мириэл».
Мириэл смотрела на него во все глаза, упивалась им. Ей нестерпимо хотелось шагнуть к нему, сократить расстояние между ними, с любовью коснуться его рукава, утверждая свои права на него, сойтись с ним взглядами и улыбками. Столь велико было это желание, что она, борясь с искушением, нарочно отступила назад и скрестила на груди руки.
– Ты приехал специально. Это – не случайная встреча.
Он потер подбородок.
– В общем-то, не совсем, – признался он. – У меня была мысль, что ты, возможно, посетишь ярмарку, но вот то, что твой муж не сопровождает тебя, за это я должен благодарить судьбу.
– А если бы он был со мной, что тогда?
– Тогда мы сейчас не вели бы этот разговор, верно?
Мириэл прерывисто вздохнула.
– У нас с тобой нет будущего, – уныло промолвила она.
Он глянул вниз, потом, чуть повернувшись, внимательно посмотрел на большой парусник, покачивающийся на якоре, и, наконец, вновь посмотрел на нее.
– Знаю. Ты уже приводила свои доводы. – В его голосе слышались сожаление и смирение, но не поражение. – Но разве нельзя хотя бы на несколько дней отрешиться от будущего, притвориться, будто его не существует?
Она, как и он, мгновение назад, устремила взгляд на корабль. Внутри будто защемило что-то. В ее душе боролись отчаяние и надежда. Стоит ли украденное счастье угрызений совести? Компенсирует ли удовольствие боль расставания? Благоразумие требовало, чтобы она отказалась, но слова застряли в горле. С тех пор как она сбежала из монастыря, вся ее жизнь представляла собой один сплошной длинный фасад, но перед Николасом ей незачем было притворяться, – разве что делать вид, будто у них есть будущее. Он знал ее лучше, чем она сама, иначе, зачем бы он сейчас был здесь?
– Не знаю, – ответила Мириэл, встретившись с ним глазами. Никакой другой контакт между ними был невозможен на шумном причале. Однако взгляд, которым они обменялись, попирал всякие понятия о пристойности. – Но можно попробовать.
Мириэл лежала на Николасе на узком тюфяке и прислушивалась к крику чаек. Дневной свет, сочившийся сквозь парусину навеса, предупреждал о том, что их украденное время почти на исходе. Конечно, это время длилось не несколько дней, а в общей сложности считанные часы, собранные из жалких минут с оглядкой, которые им удавалось урвать, не вызывая подозрений у слуг Мириэл. Это была изощренная пытка, боль и наслаждение одновременно, и все же Мириэл и Николас ни за что не отказались бы от нее.
– Мне пора, – сказал Николас, целуя ее лицо и шею, все еще румяные после любовной близости. – Я и так задержался. У твоей служанки невольно возникнет вопрос, какое почтение я тебе здесь оказываю.
Мириэл еще крепче прижалась к нему, наслаждаясь его соленым мужским запахом, упругостью его жилистого мускулистого торса, столь отличного от дородного тела Роберта. Она молчала, да и что было говорить, когда они все уже давно сказали друг другу. Быть вместе они смогут только в том случае, если она оставит мужа и станет любовницей Николаса – другого не дано. Легко сказать и, в сущности, нетрудно сделать. Но этот вроде бы простой поступок будет иметь далеко идущие последствия, как круги на воде от брошенного камня. Английское торговое сообщество подвергнет ее и Николаса остракизму, а может, и вообще погубит. Не говоря уже о том, как это отразится на Роберте, ее законном муже, которому она дала клятву верности. Она видела, сколь страшен и неукротим он в гневе, когда его благополучию угрожает опасность. В нем слишком сильно развит собственнический инстинкт, и без борьбы он от нее не отступится.
– Даже не знаю, лучше это или хуже, чем ничего, – сокрушенно произнес Николас, одеваясь в тесном закутке на верхней палубе.
Мириэл сунула руку ему под рубашку и погладила гладкую спину.
– Просто смирись, – сказала она.
– А если не могу?
– Должен. – В ее голосе появилось ожесточение. – Это все, что нам отпущено. Я не хочу, чтобы горечь и ссора омрачали память о нашей встрече.
– Даже если я и смирюсь, легче от этого не станет. Я все равно буду мечтать о тебе, – мрачно отозвался он. – Каждый час, каждую секунду, изо дня в день.
