частью его прошлого, о котором он не любил вспоминать, а с другой — ему хотелось выговориться, поделиться самым сокровенным с девушкой-пинком, которая — Раджастан давно уже понял это — нравилась ему. Он передал ей икону своей юности.
— Она — слева.
Стефи взяла фотографию.
— Кто она?
— Моя мать. Она уже была беременна, когда началось восстание. Ее звали Орай.
Стефи подняла глаза от портрета.
— Вы употребили прошедшее время, значит…
Ногар хотел было уклониться от ответа на этот вопрос, а потом подумал, а почему, собственно, нужно это скрывать? Он прочистил горло.
— Она умерла, когда мне было пять лет — достаточно много, чтобы помнить. Ее оплодотворили, и она собиралась подарить мне братика или сестренку. К тому времени родители уже перебрались в Штаты. Все шло нормально. А потом, три месяца спустя, она легла в больницу на предродовое обследование… — Ногар перевел дыхание. — Эти проклятые идиоты в клинике… вы знаете, что пакистанские генетики сделали с кошачьей лейкемией?
Стефи покачала головой. Лицо ее побледнело.
— Вот и эти болваны-врачи тоже не знали, — продолжал Ногар. — Они поставили предварительный диагноз какому-то ягуару и положили его в одну палату с другими кошкообразными, включая Орай.
Голос Ногара сорвался, но тигр усилием воли взял себя в руки.
— Они должны были изолировать ягуара и ввести в больнице карантин. Но моро, видите ли, не положены отдельные палаты. Кошкообразные начали умирать один за другим. Тогда до этих ублюдков дошло. Но для Орай было уже слишком поздно. Уже почти настал срок разрешения от бремени, но она не дождалась… два выкидыша… двое детенышей, а потом… потом она умерла.
Ногар умолк и закрыл глаза. Он попытался вспомнить, когда и кому рассказывал эту печальную историю полностью. Никто не пришел на ум, даже Мэнни. Впрочем, Мэнни и сам знал ее достаточно хорошо.
Розово-дымный аромат вдруг стал еще ближе. И Ногар почувствовал на своей щеке крошечную прохладную ладонь, погладившую его усы. Он открыл глаза и увидел лицо Стефи. Теплое дыхание девушки щекотало кожу его носа. Глаза у Стефи были светло-зеленые, совсем не похожие на кошачьи, — с различимыми белками и крошечными круглыми зрачками.
Губы ее приоткрылись, и она прошептала:
— Боже, как вы, должно быть, ненавидите людей.
Ногар покачал головой.
— Нет, это не ненависть. Я не знаю…
Стефи убрала руку и поставила фотографию на стол. Потом села на диван рядом с ним. Ногар почувствовал, что она снова нервничает, как и тогда, в кафе «Арабика». Девушка мотнула головой, посмотрела в лицо Ногара и вдруг спросила:
— Ногар, скажите откровенно, кто такая Эйнджел?
— Я же вам говорил, она — косвенный свидетель. Она видела снайпера…
Стефи снова помотала головой.
— Я не о том. Я хочу знать, кто она для вас.
— Что? — Ногар не сразу понял, что Стефи имеет в виду, а когда понял, то засмеялся.
— Мы только вчера с ней познакомились. Мы определенно не любовники… если вы это имеете в виду.
Стефи зарделась, как маков цвет, и сжала кулачок так, что суставы пальцев побелели.
— Извините, я не хотела вас обидеть… я не должна…
Ногар понял, что девушка вот-вот расплачется. Он положил руки ей на плечи, пытаясь успокоить ее.
— Я не обиделся. Но сама мысль о том, что я и эта приблатненная крольчиха… ну, это просто смешно.
Стефи улыбнулась сквозь слезы; лицо ее по-прежнему пылало.
— Почему вы спросили?
Ногар почувствовал, как мышцы ее слегка напряглись под его ладонями.
— Пока вы были без сознания, Эйнджел болтала без умолку, она хвасталась, что… Я просто удивилась, ведь вы принадлежите к таким различным… Ага, вот оно что.
— Различным биологическим видам? Знаете ли, если я и она… ну, если мы… короче говоря, связь между нами была бы несколько необычной, но не такой уж и неслыханной.
— Но ведь это же… это же скотство. Разве такое возможно?
— Некоторые людские табу, вроде наготы, не имеют значения для моро. Так что нередки случаи, когда…
Проклятье. Ногар вдруг и сам почувствовал смущение. Если бы не его шерсть, он, наверно, покраснел бы, как и Стефи. Становлюсь слишком чувствительным, подумал Раджастан.
Стефи пытливо глядела на него; краска начала понемногу сходить с ее лица.
— У вас есть кто-нибудь, Ногар?
Раджастан сразу вспомнил Марию.
— Нет, никого. Теперь никого.
— Значит, вы одиноки, не так ли?
Раджастан хотел было возразить, но он почему-то не мог заставить себя солгать этой девушке. Он кивнул.
— Да. А вы?
Несколько секунд они молча смотрели друг другу в лицо. Ногар снова ощутил на носу ее дыхание. Теперь уже не теплое, а горячее. На лбу у нее выступила испарина, голос понизился до шепота.
— Я тоже.
— Почему вы так обеспокоились, когда я спросил, не лесбиянка ли вы?
— Вы попали почти в точку.
Ногар почти физически ощутил удары ее сердца; оно билось быстро-быстро, как у испуганного котенка или маленькой птички. Его «мотор» тоже гулко застучал, безуспешно пытаясь угнаться за бешеным ритмом ее сердечка. От ее пота в воздухе появился какой-то резкий привкус, незнакомый Ногару, но показавшийся ему очень приятным. Нет, приятный не то слово — возбуждающий, что ли. Раджастан начинал постепенно осознавать, что же, собственно, происходит, и внутренний голос уже начал вопрошать: «Что же он такое делает?»
Ее чуждые — человеческие — глаза смотрели, казалось, в глубины его существа.
— Вы спасли мне жизнь. Я перед вами в долгу.
— Не говорите ерунды. Я сам втянул вас в это дело и теперь несу за вас ответственность.
Она судорожно вздохнула, и губы ее коснулись его губ. Ногар знал по видеофильмам, как целуются люди, и сам попытался проделать это… но структура кошачьего черепа и расположение мышц на лице не позволяли тиграм совершать подобные действия. Стефи помогла ему. Ее маленькие губы разомкнули тигриные, и Ногар ощутил, как в рот ему метнулся крохотный, на удивление гладкий, язычок, коснулся его собственного языка, погладил один из клыков и, отдернувшись назад, на мгновение прикоснулся к носу тигра.
— Ногар, что ты делаешь?
Раджастан проигнорировал возмущенный внутренний голос. Он понял, что она нужна ему, и наплевать, человек она или нет. Он взял голову Стефи обеими руками, понюхал ее, удовлетворенно отметив, что от девушки пахнет сильными духами, и начал лизать ее волосы, как кошки облизывают котят, когда «умывают» их. По вкусу и строению человеческие волосы значительно отличались от меха Марии. Ритуал этот, наверно, казался Стефи столь же странным, как Ногару поцелуи.
Облизав волосы Стефи, Ногар проделал то же самое с ее ушками и шеей. Он ожидал, что прикосновения к голой коже вызовут в нем отвращение, но ощущение, напротив, оказалось очень даже
