во всем признался. Не дело, а мечта дилетантов. И ведь раскрытое убийство пойдет в зачет не только следственному комитету, но и прокуратуре. Значит, Катусев должен успешно завершить расследование дела и передать его в суд. В случае вынесения обвинительного заключения Катусев почти наверняка станет следователем по особо важным делам и получит следующий чин. Все предопределено, осталось только посадить моего дядю на скамью подсудимых.
Она поправила очки, взмахнула рукой. Сигарета, лежавшая перед ней, упала на пол, но она не заметила этого.
— Как только он закончит это дело, так сразу и получит новое назначение, — громко сказала Сабина, — вы можете себе представить, какая это гадость. Делать карьеру на крови и несчастьях других.
— Вы неправы, — он вернулся в свое кресло, — следователь обязан проводить расследование, кто бы не подозревался в совершении преступления, — напомнил Дронго, — его обязанность искать и найти преступника, совершившего убийство. Провести следствие и передать дело в суд. Если он правильно расследует дело и суд вынесет обвинительный приговор, то это большой плюс следователю. Так принято во всем мире. Это его работа, которую он обязан делать честно и непредвзято. Но обязательно делать, невзирая ни на какие другие обстоятельства. Что он и делает. Если ему за успешную работу дают повышение по службе, то это тоже правильно.
— А если его дядя ходит в больших начальниках и специально подсовывает племяннику такое дело, чтобы тот мог отличиться, то это личное дело его дяди? — разозлилась Сабина.
— Мы говорим о разных вещах, — вздохнул Дронго, — а сколько лет адвокату?
— За шестьдесят. Он добрый, но старый и какой-то потухший. Такой спокойный старичок со своими философскими взглядами на жизнь. Дядя вообще отказался от своего адвоката, но по российским законам лицо, обвиняемое в убийстве, не имеет права оставаться без защитника и ему назначили Боташева.
— Значит, он назначенный адвокат?
— Вот именно. Бедный моя дядя. У него нет ни единого шанса выкарабкаться из этой западни. И я подумала, что нужно использовать любой шанс, даже самый незначительный. И этот шанс именно вы, господин Дронго. Поэтому я уговорила моих родителей позвонить вашей маме, чтобы я могла на вас выйти. Возможно, поступок не очень этически выдержанный, но я видела именно в вас наше единственное спасение.
— Ясно. Сколько лет было Паушкину?
— Тридцать три.
— Он женат?
— Разведен.
— Дети есть?
— Маленькая дочь. Ей восемь лет. Она живет с матерью в Новосибирске, куда они переехали в прошлом году.
— Из Москвы?
— Из Подольска. Его бывшая жена вышла замуж и уехала.
— Ясно. А у вашего дяди есть семья?
— Была, — она помрачнела. Посмотрела на пачку, увидела лежавшую на полу сигарету. Подняла ее, разломала пополам, сминая табак в пальцах. Понюхала руки и положила остатки сигареты в пепельницу. — Так легче, — объяснила Сабина.
Он терпеливо ждал, когда она ответил на его вопрос.
— У него была семья, — подняла голову Сабина, — супруга и двое детей. Но жена умерла в девяносто девятом. Онкология, ее ничего не могло спасти. Сделали две операции. Ничего не помогло. Ему тогда было только тридцать пять. И двое маленьких детей. Девочки-близнецы. Их отвезли в Баку, к теткам. Я в ту пору переехала в Москву и часто заходила к нему. Ему тогда было очень трудно, но он находил утешение в работе. Через несколько лет он познакомился с Алдоной. Потом они поженились.
— Кто такая Алдона?
— Его нынешняя жена. Ей только тридцать три года и она моложе меня. Алдона Санчук. По отцу она украинка, а по матери литовка. Такая приятная смесь. Вы бы ее видели — она заняла какое-то призовое место на конкурсе красоты в Литве. Кажется, второе. На целую голову выше меня. Высокая грудь, длинные ноги и зеленые глаза. Когда она надевала каблуки, то бывала ростом выше моего дяди. Она работала в банке «Универсал», где и познакомилась с моим дядей. Я его долго отговаривала от этого брака, но он меня не послушал. Мужчины бывают иногда такими глупыми. После этого я стала бывать у них гораздо реже. Трудно называть тетей женщину, которая на два года младше меня.
— А как вы ее называли?
— По имени. Мы и сейчас так называем друг друга.
— Как она себе ведет?
— Я не совсем поняла ваш вопрос. Что значит, как она себя ведет?
— Нервничает, злится, беспокоится, переживает, волнуется, не верит, или, наоборот, верит в случившееся. Пытается пробиться к мужу на свидание?
— Она пыталась два раза, но ее не пустили, — сказала Сабина, — я тоже хотела туда попасть, но никого к нему не пускают. Только его адвоката. И пока судебный процесс не закончится, они не обязаны никого пускать.
— Значит, она тоже переживает?
— Возможно. Но я в это не верю. Она какая-то потерянная, но не несчастная. А ведь ему грозит очень серьезное наказание. Или, возможно, это только мне так кажется. Ведь дядя был далеко не бедным человеком. Своя дача ни Николиной Горе, дом в центре на Ленинском, акции, машины. Я думаю, что он стоил порядка восьми-девяти миллионов, которые в случае его осуждения отойдут его второй супруге.
— Вы же юрист, — напомнил Дронго, — а его девочки?
— Им исполнилось несколько месяцев назад восемнадцать лет, — ответила Сабина, — значит, они уже совершеннолетние и по закону могут ничего не получить, если их отец не оставит специального завещания.
— Теперь понятно.
— Что вам понятно? — она потянулась к пачке сигарет. Он перехватил пачку и отнес ее к столу. Оставил там.
— Чтобы вас не соблазняла, — добавил Дронго. — Теперь я скажу, что именно мне понятно. Это запутанное и очень сложное дело, за которое нельзя браться. Просто потому, что в нем нет ни единого шанса, за который можно ухватиться. И тем не менее я готов попытаться вам помочь…
— Спасибо, — взволнованно произнесла гостья, снимая очки. Она достала платок и осторожно вытерла уголки глаз.
— Мы готовы заплатить вам необходимый гонорар, — уже менее решительно добавила она.
— Тогда лучше моей маме, — порекомендовал Дронго, — и не забудьте, что именно благодаря ее дружбе с вашей бабушкой я готов вам помочь. А теперь сделаем главное. Нужно сообщить вашему дяде, что у него появился второй адвокат. По закону он имеет право на несколько защитников. Меня оформят, чтобы я мог с ним встречаться. И для начала мне нужно будет поговорить с господином Боташевым. Вы меня понимаете?
— Да, — кивнула она, — можно, я сразу попрошу вас об одном одолжении?
— О чем?
— Верните сигареты.
— Не верну, — ответил Дронго, — и вообще бросайте курить. Иначе через несколько лет столкнетесь с глупыми проблемами, которых можно было избежать. Считайте, что я реквизировал вашу пачку сигарает в счет моего будущего гонорара. На таких условиях вы согласитесь оставить мне эту пачку?
Она кивнула, с трудом сдерживая улыбку.
Глава третья
