принесет ничего, кроме вреда лично ему, Крюкову, и его компании «Интер-Полюс». Значит, придется объясняться и с покорностью испить чашу позора.
Крюков был согласен на экзекуцию, но при условии, чтобы эту гребаную чашу наполнили все же не смертельным ядом, а какой-нибудь безобидной гадостью, которую можно проглотить, зажмурившись от отвращения. Однако прежде всего следовало разобраться, кто затеял этот «беспредел».
Крюков вспомнил бесстыжие глаза Сударова, и его передернуло.
«И зачем я только согласился? Славы захотел! Да у меня этой славы – хоть задницей ешь!» Самое печальное было в том, что история с нехорошим интервью была для Крюкова последним тревожным звонком, и он это прекрасно понимал.
Старых связей, благодаря которым и был налажен бизнес, уже не хватало. Многие отошли от дел. Другие представители старой гвардии еще пыжились, пытались удержаться на поверхности – у нефтяной или газовой трубы, при распиле бюджетных денег и на прочих хлебных местах. Но получалось плохо.
Их безжалостно вытесняли молодые волки, взращенные уже в условиях дикого капитализма. Они не признавали никаких авторитетов, мыслили прагматично, легко принимали самые жесткие решения и без всяких комплексов давили конкурентов – молча, безразлично и безжалостно. Единственное, что еще выручало стариков, – это воспитанное долгими годами выживания умение лавировать и играть на противоречиях – в данном случае на столкновениях различных групп младотурков, как иногда в сердцах Крюков называл новое поколение чиновников и бизнесменов.
Некоторые ветераны движения, правда, вписались в эту волну, приняли правила игры молодых роботов, дополнив их своим опытом, и даже оказались на первых ролях, но себя к этой категории Крюков со свойственной ему самокритикой не относил. «Эх, отставной козы барабанщики! Могли бы и предупредить, – вспомнил он понимающие глаза и доброжелательные улыбки своих приятелей в Ассоциации российских предпринимателей. – Да ни хрена не могли – не знают они ничего! А если знают, то молчат, как партизаны на допросе. Сами всего боятся и правильно делают».
Кто же учинил эту каверзу? Промыслов? Чтобы сбить стоимость акций и объединиться с «Интер- Полюсом» на более выгодных для себя условиях? «Вряд ли, – размышлял Крюков. Он уже успокоился и восстановил свою способность к анализу. – Вряд ли. Из интервью этого мерзавца Сударова получается, что Промыслов тоже в конфликте с властями. Мы с ним по одну сторону, а государство по другую». Такая трактовка Промыслова, конечно, не устроила бы. Он любит козырнуть своей лояльностью: «Моя корпорация будет передана государству по первому требованию». Блефует, конечно, но конфликт явно не в его интересах.
«Значит, кто? Младотурки? Так называемая третья сила, о которой меня предупреждали. На этих похоже. Скушают компанию и не поморщатся. Но зачем им всякие интервью? Они повода не ищут – предпочитают улаживать свои дела без шума и пыли. Правда, я могу не знать всех обстоятельств. Так что сбрасывать со счетов эту версию пока не стоит. Будем считать ее запасной. А основная?»
Крюков неожиданно вспомнил Рюмина – «не к ночи будь помянут»! Консультант что-то строго объяснял и грозил пальцем. Потом от души рассмеялся и хитро подмигнул. «На этого похоже. Его стиль. Но он у меня на контракте. Он честно вскрыл гнойник – показал, где компания хромает и почему. Негоже обвинять хирурга. Он в болезни не виноват. Он ее лечит. А болезнь началась раньше».
Вдруг Крюкова поразило неприятное открытие. Он даже вспотел от волнения.
«Болезни компании начались до прихода Рюмина. Это правда. Но неприятности посыпались после его прихода. Да, после его прихода! А если точнее, то после того, как люди этого самого Валентина Борисовича получили доступ к информации и стали вникать в работу компании. Вот в чем дело!»
Догадка поразила Крюкова своей простотой и очевидностью.
Однако оставался без ответа самый существенный вопрос – а зачем?
«Неужели у Рюмина хватит денег, чтобы скупить акции „Интер-Полюса“? Ну, собьет, опустит он стоимость акций на фондовом рынке. Все равно дорого. Рюмину не потянуть. А Фурнье? Его Рюмин не случайно привел. У этого денег на все хватит. За ним международные фонды».
Захотелось пить. Крюков позвонил секретарю и заказал чай с двойным лимоном. Нужно было восстановить силы. Всеобщего увлечения зеленым чаем он не признавал и отдавал предпочтение черному. Если его приятели иронизировали по поводу того, что от крепкого чая портится цвет лица, Крюков всегда пресекал веселье, намекая, что и им неплохо бы приучаться чифирить, ибо от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Теперь оказывалось, что эта шутка не так уж далека от истины.
«Допустим, что они играют на понижение курса акций. Логично. Из-за интервью пойдут слухи о скандале. Будут говорить – “Интер-Полюсу” жить осталось считанные недели или месяцы. А потом, будьте любезны, под крыло какой-либо госкорпорации или личной фирмы государственного деятеля. Неизвестно, кстати, какого именно. Называть будут многих любителей поживиться чужой собственностью. Им имя – Легион! Присвоим пока этому незнакомцу почетное звание “господин Х”».
Крюков даже увлекся умственными построениями. Эх, пора полностью посвятить себя науке. Лучше анализировать проблемы других людей и компаний, чем свои собственные. Во всяком случае, это приятнее.
«Итак, господин Х тянет свои ручонки к собственности „Интер-Полюса“. Тянет и вот-вот схватит компанию за горло или, что точнее, за вымя, чтобы ее подоить, голубушку. И рынок это пугает. Стоп, а почему это должно пугать инвесторов? Ни хрена! Рынок, наоборот, радуется. Компания попадет под надежное покровительство и станет дороже. Значит, из-за скандала с интервью акции не упадут, а пойдут вверх. Получается, что Рюмин или господин Х не ставят своей задачей уронить стоимость акций. Они хотят уронить только некоего Крюкова. Выставить выжившим из ума старым идиотом, который утратил ощущение реальности, и выбросить его на помойку».
Крюкову не хотелось принимать версию причастности Рюмина в качестве основной – по ней он выглядел реальным лохом. Да, нужно было проверять Рюмина и анализировать деятельность его команды в банке.
«Как всегда – гром не грянет, мужик не перекрестится».
Чай горчил, лимон показался безвкусным.
«Легко говорить! – оправдывал сам себя Крюков. – Думать да гадать, переливать из пустого в порожнее, топтаться на месте? Ерунда! Бизнес делать будет некогда. Так в России не поступают». Вроде полегчало. Крюков сделал два глубоких глотка остывшего чая и закусил сушкой.
Это была милая привычка, говорящая о его скромности. В советские времена посетителей Центрального Комитета правящей компартии угощали согласно табели о рангах: самым важным полагались бутерброды с колбасой и сыром – таких было очень мало, – а подавляющему большинству гостей приносили сушки и крендельки, правда, всегда свежие и почти всегда с маком.
Крюков привык к сушкам.
«Хорошо, предположим, что главный злодей – Рюмин. Но вызывают меня все-таки в Кремль. А между консультантом Рюминым и Кремлем дистанция огромного размера. Где он и где Кремль! Однако у Кремля башен хватает. И между прочим, не все они между собой дружат. Может, одна из этих башенок Рюмина и пригрела».
Ситуация нравилась Крюкову все меньше. Вариантов было множество, каждый из них имел право на существование. А информации, которая служила бы ключом к разгадке этой зашифрованной грамоты, не хватало. Точнее, ее вообще не было.
«Дожил, – мрачно усмехнулся Крюков. – Не знаю, что вокруг меня реально происходит. Ищу черную кошку в темной комнате. Конечно, цвет для кошки – не главное. Главное, чтобы ловила мышей. Она и ловит. Но я-то ее не вижу!»
Расстроенный Крюков резко отодвинул от себя уже пустую чашку с чаем и вазочку с сушками. Одна из них упала на пол и резво закатилась под стол.
«Не вижу!»
– Ты была любовницей Дронова? – удивился Максимов.
– А что тебя так поражает? Ты не знал, что молодые красивые девушки делают карьеру через постель? – Кристина брезгливо поджала губы.
«Я не должен ее упрекать. Она мне ничем не обязана. Сама пробивается, как умеет. Да и чем я лучше
