от прямого ответа на вопрос и заодно зацепить Эсторна, но потом отказался от них и просто ответил:
– Нет.
В палате опять воцарилась мертвая тишина. Потом Баргот злобно спросил:
– Я не ослышался, князь Грон сказал «НЕТ»? Грон кивнул и спокойно и громко произнес:
– Нет и нет. Ты не ослышался, и Дивизия не пойдет в поход. Палата взорвалась возмущенными криками. Грон несколько минут слушал дикие выкрики, требования и предложения и внезапно громко хлопнул в ладоши. От неожиданности все замолчали, а Грон тихо произнес:
– Да, вы можете лишить меня места в Совете и объявить любого другого князем долины Эгрон, но не стоит начинать поход с моей долины. Я сниму бойцов со степи и выставлю на границе пять тысяч клинков, и, клянусь, немного дружин уйдет с того поля боя. – И вышел из палаты.
Вечером он сидел в личных покоях Эгиора и пил вино.
– И все же почему? – Эгиор с болью смотрел на Грона. – Я не верю, что тебе наплевать на народ долин. Сегодня, после твоего ухода, князья чуть не лишили тебя места в Совете, мне едва удалось заставить их отложить это до конца похода. – И вновь в его голосе послышались нотки горечи. – Почему же нет?
Грон медленно заговорил:
– Понимаешь, Эгиор, если забыть о том, что я не верю в успех, то, по большому счету, я уверен, что вы сделаете только хуже. Понимаешь, вот пять поколений назад в долины пришла Большая орда, и что? Выросли дети, внуки, правнуки, мертвые рассыпались в прах, а ненависть осталась. И кто может обещать, что через пять поколений степь не вернется, чтобы отомстить?
– Если будет кто-то, кто сможет отомстить, – глухо произнес Эгиор.
Грон усмехнулся:
– Будет, степь никогда не была и не будет пустой. Даже если представить себе, что ты прав и вы вырезали всех: женщин, младенцев… Придет другой народ. И все начнется по новой.
– И что же, по-твоему, делать?
– Развернуть их клинки на север, – сказал Грон. – Я не против доказать им, что ходить сюда за добычей – себе дороже. Можно и совершить поход, но в отместку, в наказание. Против рода, хана. А идти резать всех подряд… – Он изобразил на лице крайнее неприятие этой мысли и отхлебнул вина.
– Может, ты и прав, – задумчиво произнес Эгиор, потом спросил: – Когда уезжаешь?
Грон поставил кубок на стол и поднялся.
– Сейчас. Не хочу никого вводить в искушение. К заходу солнца его уже не было в долине.
Поход начался после окончания посева. Эгиор увел восемь тысяч дружинников и ополченцев. Многие дружины возглавили сами князья и их наследники, но Баргот отправил с дружиной одного из младших сыновей. Да и дружина была всего из полутора сотен ополченцев. Через луну Грон выслал патрули далеко в степь. А еще через пол-луны стянул полки на бивак у Рогатой скалы.
Гагригд вернулся из патруля к исходу третьей четверти. Едва он вошел в палатку, Грон сразу все понял и вскочил на ноги.
– Говори.
– Их зажали в распадке у притока Оогона. Кочевники подожгли степь с наветренной стороны, и на них несет пепел. От восьми тысяч, по моим прикидкам, осталось не больше трех, а на хвосте у них висит не менее десяти.
– Эгиор?
– Не видел, но, судя по всему, у них один командир, а то бы им не прорваться даже туда.
Грон вышел из палатки.
Они едва успели. Бой уже угасал. На месте лагеря, в распадке, клубилась степная орда. Грон за пять миль разделил Дивизию, укрыв полторы тысячи клинков за строем двух развернутых полков. Заметив подходившую на рысях Дивизию, степняки, опьяненные победой, рванули навстречу. Грон подпустил их на сорок шагов и после арбалетного залпа ударил в пики. По земле покатились всадники, приколотые пиками к лошадям, а когда резервный полк ударил во фланг, все было решено. Степняки в панике начали разбегаться. Грон ворвался в захваченный лагерь на плечах удирающих степняков, но застал там всего семь сотен пленников с умирающим Эгиором на руках. Увидев Грона, Эгиор слабо улыбнулся. Но тут же закашлялся, и на губах его выступила пена.
– Позовите князей и сыновей властителей, – тихо произнес он. Грон махнул рукой приготовленным конным носилкам. Но Эгион отрицательно повел головой:
– Нет, не трогать меня, пока я не разрешу.
Князей и старших сыновей полегло слишком много, поэтому у ложа собралось всего трое князей, а чуть поодаль стояли семеро сыновей. Эгиор подозвал писца, прикрыл глаза и начал говорить.
– Я, Эгиор, властитель долины Эгиор и Старейший князь Атлантора, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим свидетельствую, что вручаю судьбу долины… – Он сглотнул сгусток крови, застрявший в горле, и продолжил: – И всего Атлантора властителю долины Эгрон, князю Грону. И сим требую от Палаты князей уважения моей последней воли.
Писец торопливо дописал: «Подписано собственноручно» – и передал текст князьям. Те, громогласно заявляя: «Подписано и засвидетельствовано», – подписались и передали завещание на хранение старому горцу, который был княжеским Толкователем завета. Эгиор внимательно проследил за всей церемонией, повернулся к Грону, улыбнулся и умер.
Грон сидел на коне на вершине небольшого холма и смотрел, как тяжелый таран мерно бьет в каменную стену. Это было шестое родовое гнездо, которое он разорял.
После возвращения из похода срочно собрался Совет. Когда князья заполнили палату и, поглядывая на пустой трон Старейшего, вполголоса переговаривались на своих местах, Грон встал и решительно зашагал к пустовавшему трону. Встав на нижнюю ступеньку, он повернулся к притихшему и слегка изумленному залу и произнес:
– Да будут боги благосклонны к долинам, открываю Совет. Князь Эсторн вскочил на ноги и завопил:
– Кто дал право этому выскочке…
Но наткнулся на ледяной взгляд Грона и умолк. Грон обвел взглядом тут же притихшие ряды и начал говорить:
– Вспомните, князья, вспомните, еще пять лун назад вы кричали мне в лицо обвинения в том, что я трус, выскочка и предатель. Оглянитесь – пять новых князей сидят сегодня вместе с нами. Потому что властители Огра, Минор, Эфиргры, Зровса и Комроя мертвы. – Он выбросил руку в сторону пустого трона. – Так же как и Старейший. – Он помолчал. – А где же тот, кто призывал вас в этот поход? – И он бросил яростный взгляд на князя Баргота. А потом произнес голосом, полным сарказма: – Жив и даже упитан!
Князь Баргот вскочил и заорал, задыхаясь от ненависти:
– Если бы твоя Дивизия пошла вместе с нами… Но Грон не дал ему закончить:
– То было бы на пять тысяч трупов больше, князь Баргот, и потом – с кем это с вами? Разве вы были там?
Князь рухнул в кресло, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, а Грон безжалостно добил его:
– И разве вы не догадывались о том, что должно произойти? Если так, то почему долина Баргот отправила со Старейшим всего полторы сотни ополченцев, из которых половина вообще была нанята за золото? И почему их возглавил ваш побочный сын, а все наследники остались дома?
Палата возбужденно зашумела. А Грон, не останавливаясь, повернулся к Эсторну:
– А вы, благородный Эсторн! Чем вызвано было то, что ваш отряд покинул войско Старейшего, едва только скрылись низкие отроги Драконьего хребта? Разве там кончается степь?
Грон подождал ответа, но так и не дождался.
– Вас предали, народ долин, – вновь заговорил он. – Предали те, кто издавна правил этим народом. И клянусь, я найду тех, кто подставил Эгиора. Атлантор изменился, старейшины, – продолжал он, – вы привыкли быть полными властителями в своих долинах, а между тем чужие люди вершат там черные дела. – Он наставил палец на одного из князей. – Вспомни, князь Сонгар, что стало с твоим старшим сыном, когда ты не послушал нового Толкователя завета? А у тебя, князь Эмиор, умерла жена, потому что Толкователь завета оказался никудышным лекарем. И в то же время он постоянно стоит у тебя над ухом. Что принесли тебе его советы? Ссору с домом Страгана и другими соседями, с которыми ваш род сотни лет жил в мире? –
