наркоманов. Выбирали себе места – кто на полу, кто на софе, кто в кресле, надевали маски и буквально
Когда Адам Хуциев впервые перешагнул порог однокомнатной квартиры Марковцева, в нем прорезались черты татаро-монгола: «Твой дом – мой дом». Он сказал это вслух. Четверым им в этой квартире было тесно так же, как одному в контейнере.
Его-то и обошел вокруг Сергей, заставив посторониться компаньонов, внимательно осматривая со всех сторон, и, как ни старался, не нашел ни одной щелочки, ни одного отверстия, задохнуться в нем можно было за несколько минут.
– Время, – напомнил Марковцев, привлекая внимание Николая Любищева, который на этом этапе был ключевой фигурой: от него в первую очередь зависела безопасность «пилотов». Здесь была его вотчина. Отсюда на электрокаре повезут контейнеры с живым грузом. Впервые он так отчетливо увидел в себе контрабандиста. – Сколько у нас времени? – повторил вопрос Марковцев.
– Идем по графику, – ответил Николай.
Марк выкатил на середину комнаты еще один контейнер с чеканными буквами на поверхности и откинул крышку; два надежных ремня удержали ее в открытом состоянии. Внутри лежали четыре готовых к работе регенеративных аппарата.
Пару дней тому назад он сам впервые примерил кислородный регенеративный аппарат «Драгер» PSS BG 4, дыхание в котором осуществлялось по замкнутому циклу – с очисткой выдыхаемой газовой смеси и ее повторным использованием для дыхания. По сути, это был акваланг, однако назывался он противогазом, рассчитанным на четыре часа работы. Примерно столько предстояло провести каждому из команды Марковцева в сидячем гробу.
Вообще «Драгер» имел много опций, которые вкупе обеспечивали высокую степень надежности в использовании. Прибор «бодигард» – «пульт на проводе», как окрестил его Марковцев, – непрерывно контролировал работу дыхательного оборудования.
На этом аппарате стояла метка «2», он принадлежал Хусейну. Марк кивком головы подозвал его, бросив недовольный взгляд на Николая, занявшего пост у двери и утратившего присущую ему важность. Хусейн походил на новобранца, получившего от старшины вещмешок с обмундированием. Он принял аппарат и сделал шаг назад, по-военному четко приставив ногу. Марк сверкнул на него глазами: «Клоун».
Следующий аппарат имел метку «1». Этот почетный номер ни у кого не вызвал сомнений и достался человеку, который был вправе дважды претендовать на него. И этим человеком был первый пилот Адам Хуциев, который при «раздаче номеров» по-восточному мудро прокомментировал это: «Я не первый. Просто немного опережаю второго». Его губы тронула бледная улыбка, когда он, взяв из рук командира группы свой аппарат, присоединился к Хусейну. Перехватив требовательный взгляд Марковцева, который открытым текстом поправлял Адама («Не сюда. Топай к своему гробу»), тот подошел к контейнеру и выкатил его на середину помещения. Катя не выдержала и засмеялась. В стремлении подавить смех, она пару раз хрюкнула.
– А ну-ка, поросеночек, ко мне, – прищурился на нее Марк. – Ко мне!
Помня о том, что Марк ей «в отцы годится», она сделала ему шаг навстречу и наставительно изрекла:
– Поросенок – это сын свиньи.
Марк хмыкнул: «Ишь ты какая…»
Он передал ей третий и последний из пронумерованных аппаратов. На противогазе Марка не было номера. Он не спешил надевать его, вначале нужно было помочь Кате. Она сняла рубашку, джинсы, оставаясь в трикотажном облегающем белье. «Не торопись», – улыбнулись ей глаза Марка, когда она поторопила его: «Давай скорее костюм». Он тоже был в обтяжку, но уже не так четко подчеркивал ее формы, и она сама себе не казалась голой. Одеваясь, она припомнила детали покупки этого снаряжения и чуть не рассмеялась.
Через две минуты Катя дышала уже воздухом, который называла искусственным. Если сказать, что она была напугана, значит, ничего не сказать. С такими чувствами, с таким сердцем, ставшим размером с голыш, присутствуют на собственных похоронах.
Марк умел прощаться, знал, как настроить человека.
– Не терпи, – сказал он ей, приготовившись закрыть крышку контейнера. – Не терпи, когда терпеть не станет сил. Кричи – и тебя услышат и на земле, и там, – он указал рукой и глазами вверх. – Я пойму тебя.
– Говори за всех, Марк, – подал Хусейн голос, в котором прозвенело отнюдь не пафосное торжество.
Марк закрыл крышку, погрузив Катю в темень, и подозвал Николая:
– Закрывай.
Тот задвинул до упора задвижку, навесил замок. Дальше – наложил пломбу. Эти действия заняли у него полминуты.
«Ловко», – отметил Марк.
Потом настала очередь Хусейна, Адама. Марковцева провожали в далекий путь колючие глаза Николая.
Вот сейчас он, окончательно уверовавший в пословицу «чему быть, того не миновать», понял, что чувствует испытатель катапульты, парашют которой укладывала его жена, узнавшая об измене. Ему в руку ткнулся этот чертов компактный прибор, заменяющий манометр, и Сергей уставился на дисплей с подсветкой. В данный момент его не интересовала индикация давления, хотя он точно знал, что она не раз и не два заинтересует его за те два с небольшим часа, которые суждено было провести в замкнутом пространстве на запредельной высоте, – больше всего его взгляд приманивала кнопка сигнала бедствия, а разум бередила мысль об автоматике, вычисляющей «время до свистка».
Он взял себя в руки. Ему ничего не оставалось, как пересилить себя. Он взглянул на прибор, который продолжал держать в руках, отметил давление в баллоне, оставшееся время работы: три часа сорок девять минут. Не четыре часа ровно – и он понял почему. Он находился в возбужденном состоянии и дышал в два раза чаще, чем обычно. Это несмотря на тренировки. Но как можно привыкнуть к ежедневной примерке гроба, пусть он даже «марочный»?
Главное, не облеваться – при взлете, при попадании самолета в воздушную яму, рассудил Марк. Он-то ладно, сумеет перебороть себя, а как насчет Кати?..
Сергей Марковцев не в первый раз хоронил себя заживо. Однажды он убил человека, который и занял место в его гробу, а чтобы экспертиза не установила «подделку», ему позже пришлось раскопать могилу и выкрасть труп из гроба.
Где-то не очень глубоко в подсознании теплилась надежда: ему не суждено задохнуться. В крайнем случае он вылезет из контейнера раньше запланированного. Сорвет операцию, в которую в ходе разработки влюблялся все больше, но останется жив.
Теперь он мог сказать, чем она его прельщала: небом, рокотом двигателей, манящим люком – этой пастью самолета, изрыгающей смерть в виде отчаянных десантников и тяжелой техники. Деньги, большие деньги, заняли в его мыслях и ощущениях второе место.
Он поднял голову и встретился требовательным взглядом с Николаем: «Пора». И ответил глазами, озорно блеснувшими за стеклом маски: «Да, браток, закрывай».
Он приготовился к кромешной темноте, забывая о дисплее прибора. Его света вполне хватало на то, чтобы Марк смог видеть свои руки.
Это была самая тесная, самая маленькая подлодка, которую только можно себе представить…
Погрузка контейнеров «Царгес» происходила как в немом кино. Разошлись в стороны
