отправилась к Дэвиду, чтобы выяснить, не нуждается ли он в моей помощи, то знала его буквально наизусть. Рози была там и находилась на страже. Она поведала мне, что мистер Хэйуорд повредил себе ногу, лежит в постели, однако если ему срочно потребуется моя помощь, то она немедленно меня известит.
Я обрадовалась тому, что мне не нужно встречаться с Дэвидом, потому что мне ужасно не хотелось рассказывать ему о письме леди Гэскуин. Правда состояла в том, что я испытывала радостное возбуждение, хотя и смешанное с чувством вины, росток надежды, которого я стыдилась, ибо он пробивался из темной и нездоровой почвы. Прошлой ночью, когда Дэвид рассказал мне о чудовищном унижении Элинор, я жаждала, чтобы Вернона Куэйла поразила молния. Сейчас я продолжала ненавидеть и бояться его, но в моем сознании, словно мышь, скреблась маленькая, соблазняющая меня надежда.
Я знала, что Вернон Куэйл обладает знаниями и способностями, в существование которых мало кто на Западе верил, и еще меньше было таких, кто способен был их понять. Я видела его в 'Круглой комнате', когда он искал и нашел Адама Гэскуина, занимаясь своим странным искусством с таким же прозаическим видом, как какой-нибудь инженер или химик, который презрительно рассмеется, если сказать ему, что он использует сверхъестественные силы. Вполне возможно… вполне возможно, что он способен вернуть Адаму зрение.
Эта мысль заставила меня ослабеть от радости, но в то же время она пугала меня. Вернон Куэйл совсем не склонен к благотворительности. Какова будет цена? Чего это будет стоить Адаму? Или Элинор? Или мне?
Через три дня Дэвид встал на ноги и зашел навестить меня. Я ничего не сказала ему о письме, впрочем, не разговаривали мы и о том, что случилось с ним в 'Приюте кречета' в ту ночь, когда он пришел ко мне раненный. Он, испытывая некоторую неловкость, поблагодарил меня, но больше ничего не было сказано. Мы оба словно притворялись, что ничего не произошло, потому что думать о падении Элинор было невыносимо.
На следующий день, часов в пять, мальчик принес мне в коттедж записку. Я узнала почерк Элинор, и в горле у меня пересохло.
'Дорогая Джейни!
Буду признательна, если ты зайдешь меня навестить сегодня в половине девятого вечера.
Элинор'.
Почерк был Элинор, но слова принадлежали ее мужу, Вернону Куэйлу. Я быстро нацарапала в ответ:
'Милая моя Элинор!
Да, конечно. Мне не терпится тебя увидеть.
С неизменной любовью,
Джейни'.
Я дала мальчику пенни и послала его отнести мой ответ, приняв решение чем-нибудь занять свой ум в ближайшие два часа, потому что если я начну строить догадки и предположения, то вся изнервничаюсь к тому моменту, когда мне надо будет идти в 'Приют кречета'.
Я достала ручку, бумагу для письма и устроилась за столом, чтобы написать длинное письмо мисс Кэллендер в Дом Аделаиды Крокер для девочек-сирот. В нем я размышляла о том, как облегчить жизнь девочек, содержавшихся под ее началом, высказала соображения, исходя из собственного опыта девочки из приюта. Я ясно дала понять, что это – не более чем предложения, и в ее воле – принимать их или нет, в заключение тепло поблагодарив мисс Кэллендер за доброту, которую она проявляла ко мне в те годы, когда я была предоставлена ее заботам.
Я написала пустяковое письмо сэру Чарлзу и леди Гэскуин, а затем, поддавшись внезапному порыву, еще одно письмо, которое никому не суждено было прочесть. Оно было адресовано Сембуру, и в нем я коротко рассказывала, какое величайшее счастье выпало на мою долю за годы жизни в Англии, а также сообщала, что скоро он будет с честью покоиться среди своих товарищей на военном кладбище. Я благодарила его от всего сердца, от своего имени и от имени родителей, которых никогда не знала, хвалила его храбрость и преданность, проявившуюся во всем, что он для меня сделал, пообещала, что это письмо будет захоронено вместе с ним на воинском кладбище. Я знала, что перезахоронение будет невозможным до поздней весны, поскольку полк должен будет послать солдат за его останками на вершину перевала Чак, а до весны это невозможно. Я решила, что отдам письмо майору Эллиоту и попрошу его все устроить. Ему наверняка будет очень приятно этим заняться.
Возможно, писать письмо Сембуру было и глупо, но я этого не чувствовала. Сембур наверняка продолжает жить в другом мире, как учит викарий Хьюберт Уилер, или в каком-то новом воплощении, как учил Рильд. Я знала к тому же, что он живет в моей памяти и будет в ней жить, пока жива я. Письмо было моей данью ему.
В восемь часов я положила ручку, размяла уставшие пальцы и пошла в спальню. Я умылась, привела в порядок прическу, переоделась и в восемь двадцать уже ехала по дорожке в двуколке мистера Стэффорда. За время короткого путешествия в 'Приют кречета' мне никто не встретился. Даже если бы мне и попался кто-нибудь из жителей Ларкфельда, вряд ли они особенно бы удивились. Молодые леди не ездят одни после наступления темноты – никто, кроме Джейни Берр. Она ни на кого не похожа, эта воспитанница мисс Элинор, и никто не знает, что еще она может выкинуть. Как ни странно, Ларкфельд против этого ничуть не возражал, и ему даже нравилось иметь среди своих обитателей эксцентричную индийскую принцессу, выросшую в деревне.
Поднимаясь по ступенькам к парадному входу 'Приюта кречета', я бессознательно сняла перчатку, вытащила из-под корсажа платья медальон Адама и стиснула его в руке так же, как и много лет назад, когда в полубреду лежала в пещере на перевале Чак и искала в нем утешение.
И тогда я осознала, что боюсь.
ГЛАВА 16
В 'Круглой комнате' было тихо. Меня встретил и немедленно провел сюда Вернон Куэйл. Элинор, одетая в простое белое платье и сидевшая на том же стуле, что и раньше, слегка мне улыбнулась и прошептала:
– Привет, Джейни.
