дурном расположении духа, и зачастую яку приходила мысль остановиться и часами стоять, уставившись без движения в пустоту, словно погруженный в медитацию монах. Яки слишком крупны для того, чтобы их тащить, а бить их никто не отваживался из страха, что животное может оказаться воплощением какого- нибудь родственника, которому предстоит избавиться от дурной кармы прежде, чем вновь родиться человеком.
Стоит остановиться одному яку, встает весь караван, а это ведет к бесконечным задержкам в пути. Мой дар состоял в том, что я могла уговорить яка двигаться, потерев ему нос и поболтав с ним. Понятия не имею, как у меня это получалось, получалось – и все. Сембур говорил: это потому, что мне нравятся яки, в то время как всех остальных раздражает их медлительность и тупость.
Мне в самом деле нравились яки. Мы использовали их для сельскохозяйственных работ и как вьючных животных, мы стригли их шерсть, чтобы изготовить себе одежду, валяли ее, чтобы сделать обувь. Мы пили их молоко, жгли навоз, чтобы обогреться, пускали им раз в год кровь, чтобы есть ее в сушеном виде. Молодые яки были слишком нужны, чтобы их забивать, но со временем они давали нам также мясо и кости.
Я была благодарна якам. Сембур говорил, что они не встречаются почти нигде в мире, и это меня изумляло. Непонятно, как люди могут существовать без яков. Конечно, он, скорее всего, ошибался, думая, что яки меня слушаются потому, что нравятся мне. Пожалуй, правильнее было мнение колдуньи Лахны: в прошлой жизни я была главой стада, и животные узнают во мне свою. Впрочем, какова бы ни была истинная причина, мое участие в соляных караванах в последние три года всех радовало, и это было уже мое девятое путешествие.
За нами виднелись серые и белые вершины. Перед нами тропа круто спускалась вниз в окруженную горами узкую долину, а потом к предгорьям, которые были испещрены оврагами, тянулись, извиваясь, к зеленым равнинам. Вместе с нами с гор, откуда мы по тропе спускались вниз, бежала серебристая, причудливо изгибающаяся речушка. Рядом с ней шла дорога на Намкхару, а в том месте, где река, расширяясь, образовывала лунообразное озеро, стоял монастырь Галдонга, шесть продолговатых террас из унылого красноватого камня, поднимающихся одна над другой и венчавшихся четырьмя похожими на иглы золотыми шпилями. Каждый ярус пронзало множество длинных окон, облицованных белым камнем, а над крышей верхнего яруса реяли огромные молитвенные флаги. Пять цветов символизировали пять различных аспектов жизни.
Монастырь был окружен высокой стеной со входом в виде арки. За стеной, обращенной к реке, выстроились приземистые, покрытые густой резьбой, покрашенные охрой чортены с короткими коническими шпилями. То были святилища, в которых хранился пепел лам, и, как известно, для обретения заслуги и лучшего перерождения очень хорошо было молиться около этих святилищ. В Смон Тьанге так поступали все, кроме Сембура.
Верховный лама Галдонга был важной персоной, но все-таки не настолько важной, как некоторые другие верховные ламы, потому что Галдонг был одним из самых маленьких монастырей. Мне случилось трижды разговаривать с ним в тех случаях, когда он посылал за Сембуром и нужно было, чтобы я переводила. Его звали Рильдом, у него было очень спокойное лицо, словно его мысли всегда витали где-то в другом месте. Мне он нравился, потому что всегда улыбался мне и был ласков, хотя его взгляд проходил как бы сквозь или мимо меня.
Он посылал за Сембуром только тогда, когда появлялись дурные знамения, и нам двоим было разумней на какое-то время уйти в холмы. Мне вспоминался последний случай, когда он говорил мне своим высоким, тонким голосом, когда мы стояли в красивом помещении с мерцающими на стенах масляными лампами.
– Сообщи Сембуру, что в последние дни все пророчества и знамения указывают на то, что находящиеся среди нас чужаки откроют путь для нападения новых демонов.
– Сейчас скажу, высокорожденный. Когда я это сделала, Сембур проворчал:
– Спроси у него, почему все эти новые демоны появляются именно зимой, когда нет караванов, нуждающихся в охране.
– Не могу я этого спросить, Сембур. Он же не виноват в том, что показывают знамения.
– Какие еще знамения?
– Ну, как движутся облака, как летают птицы, как выглядят звери, пойдут ли козы налево или направо по дороге к реке. Ой, есть сотни разных знамений.
– Стало быть, сотни, черт их возьми?
Я повернулась к Рильду:
– Простите меня, высокорожденный. Он соображает медленно, как як, и мне нужно объяснять ему все, как малому ребенку. Я сказала ему, и теперь он понял.
Верховный лама продолжил:
– Никто из Ло-бас не причинит вам вреда, потому что это противно закону, и человек потеряет много заслуг, необходимых ему для странствия по колесу жизни. Но вам следует знать, что если люди Намкхары начнут изгонять вас из деревни, они, может статься, будут руководствоваться соображениями, что, отвращая демонов, которые будут привлечены вашим присутствием, они обретут еще больше заслуг. Ты понимаешь меня, дитя?
Я понимала слишком хорошо. Если Сембур и я не уйдем из Намкхары на какое-то время по доброй воле, нас просто выгонят. Так уже было, хотя всего лишь однажды, потому что Сембур хорошо усвоил урок. Он был готов проломить дубиной пару голов, если мужчины придут изгонять нас, но они не пришли. Вместо этого явилось около дюжины женщин, которые размахивали палками, называли нас иноземцами и угрожали, что будут бить его не переставая, пока он не уйдет. Сембур был в бешенстве, но не мог же он драться с женщинами. За несколько минут он уложил нашу палатку из шерсти черного яка и кое-какие пожитки, посадил меня на пони, и мы ушли.
С тех пор нас три раза отсылали из Намкхары, и мы всегда уходили не споря и не суетясь. Наша ссылка никогда не длилась дольше нескольких недель, потому что в мире демонов все менялось с появлением новой луны, и было бы странно, что они останутся враждебны к нам два месяца подряд. Когда мы возвращались в Намкхару, нас встречали всегда как лучших друзей. Эти люди вовсе не относились к нам плохо. Они просто заставляли нас уходить, когда наше присутствие открывало дорогу демонам, которые могут принести болезни и несчастья.
Когда мы уходили в горы, я часто страдала от одиночества, потому что оставалась без общества детей, с которыми обычно играла. Сембур очень старался развлечь меня, заполняя время уроками – ведь он хотел, чтобы я стала образованной. Я любила упражняться в чтении и письме, но некоторые вещи, которым он
