— Как ты умудрился его найти? — спросил он, счищая с камня налипшую землю.
— Он был наполовину виден и весь блестел. Это золото, да? Мне нравится смотреть на него.
— Нет, просто пирит, но он и вправду очень красивый. Ты у меня, видно, из хранителей кладов. — Лоуренс знал, что многие драконы имеют врожденное влечение к драгоценным камням и благородным металлам. — Боюсь, что здесь от меня мало толку. Я не могу подарить тебе кучу золота, на которой ты мог бы спать.
— Ты лучше, чем куча золота, хотя спать на ней было бы хорошо. Да мне и на палубе тоже неплохо спится.
Отчаянный сказал это между прочим, ничуть не желая польстить, и тут же снова занялся облаками, но его забавное замечание доставило Лоуренсу великую радость. Как если бы «Надежный» в его былой жизни сказал, что ему приятно видеть Лоуренса своим капитаном. Любовь и гордость самой высокой пробы обновили его решимость стать достойным столь лестного о себе мнения.
— Боюсь, что не смогу вам помочь, сэр. — Старик почесал себя за ухом, оторвавшись от толстого фолианта. — У меня тут с десяток книг с описанием драконьих пород, но такого я ни в одной не нашел. Может, его окрас изменится, когда он станет постарше?
Лоуренс помрачнел. За неделю, прошедшую с высадки на Мадейре, он консультировался уже с третьим натуралистом, но породу Отчаянного никто из них определить не сумел.
— Хочу, однако, вас обнадежить, — продолжал книготорговец. — Здесь, на острове, лечится водами сэр Эдвард Хоу из Королевского Общества. На прошлой неделе он ко мне заходил. Живет он, кажется, в Порту-Монише, на северо-западной стороне. Уж ему-то, уверен, под силу узнать, кто таков ваш дракон. Он написал несколько трудов о редких восточных и американских породах.
— Очень вам благодарен, — просиял Лоуренс: он хорошо знал это имя и пару раз встречался с сэром Эдвардом в Лондоне, что избавляло от забот о формальном знакомстве.
На улицу он вышел в хорошем настроении, с подробной картой острова и с пособием по минералогии для Отчаянного. День был на редкость хорош, и дракон после обильной трапезы нежился за городом, на отведенном для него поле.
Губернатор проявил больше предупредительности, чем адмирал Крофт — пребывание постоянно голодного дракона в порту, как видно, устрашило его, и Отчаянный регулярно питался бараниной и говядиной за счет городской казны. Смена диеты ничуть не огорчила дракона. Он продолжал расти, перестал помещаться на корме «Надежного» и обещал в скором времени стать больше самого корабля. Лоуренс снял себе домик у самого поля — дешево, ибо хозяин вдруг возымел желание переехать как можно дальше, — и им славно жилось там вдвоем.
В праздные минуты он жалел о том, что окончательно порвал с корабельной жизнью, но такие минуты выпадали не часто: моцион Отчаянного занимал почти весь его день, а обедать он ходил в город. Там он, помимо Райли и его офицеров, завел знакомство со многими моряками, и коротать вечер в одиночестве ему доводилось редко. Возвращался Лоуренс рано из-за приличного расстояния, но и дома недурно проводил время. Фернау, нанятый им слуга из местных, был неулыбчив и молчалив, зато не боялся дракона и вполне приемлемо готовил завтрак и ужин.
Отчаянный, оставаясь один, в жаркие часы спал и просыпался лишь на закате, а Лоуренс после ужина выносил фонарь и читал ему что-нибудь. Он никогда не был книгочеем, но любовь Отчаянного к чтению передалась и ему. Сейчас он с удовольствием думал о том, как обрадует дракона новая книга о добыче драгоценных камней, хотя его самого этот предмет нисколько не интересовал. Раньше он даже представить себе не мог, что когда-нибудь будет так жить, но пока что столь крутая перемена судьбы не причиняла ему никаких лишений, а общество Отчаянного становилось все занимательней.
Зайдя в кофейню, он написал сэру Эдварду письмецо, где кратко изложил свои обстоятельства и попросил разрешения нанести визит. Письмо он отправил в Порту-Мониш с мальчиком, которому дал полкроны. Перелет, конечно, занял бы куда меньше времени, но спускаться без предупреждения прямо с неба и являться в дом с драконом на поводу было едва ли прилично. Лоуренс особенно не спешил — до прибытия указаний из Гибралтара оставалось не меньше недели.
Зато почтовый курьер ожидался завтра, и это напомнило Лоуренсу об одном неисполненном долге: он так и не написал до сих пор отцу. Не желая, чтобы родители узнали дурную новость из вторых рук или из заметки в «Газетт», он с тяжелым сердцем попросил заварить ему свежий кофейник и принялся за письмо.
Подобрать нужные слова оказалось трудно. Лорд Эллендейл не принадлежал к числу самых нежных отцов и отличался большой щепетильностью. Наиболее подходящим поприщем для небогатого младшего сына он считал церковь — армия и флот годились лишь на худой конец. Воздушный Корпус в его глазах был ничем не лучше коммерции, и Лоуренс знал, что ни сочувствия, ни понимания со стороны отца он не встретит. Они по разному смотрели на то, что такое долг: отец, конечно же, скажет, что долг перед именем обязывал сына держаться от дракона подальше и выбросить из головы всякую мысль о недостойной джентльмена службе. Лоуренса больше волновало, как отнесется к этому мать: она искренне любила его, и он знал, что его несчастье сделает несчастной и ее. Кроме того, она была в дружбе с леди Гелмен, и все написанное им обещало дойти до ушей Эдит. Но он не мог написать им обеим ничего утешительного, не рискуя еще больше разгневать отца. По этой причине он ограничился сухим формальным отчетом без всяких прикрас и жалоб. Так было лучше всего. Лоуренс запечатал письмо и отнес на почту, хотя оно удовлетворяло его лишь постольку поскольку.
Покончив с неприятной обязанностью, он направился в гостиницу, где снимал номер. В этот вечер он пригласил к обеду Райли, Гиббса и еще несколько человек, которые не раз приглашали его самого. В это время, в два часа дня, лавки были еще открыты. Лоуренс шел, разглядывая витрины, думал, как подействует известие о его поступке на семью и близких друзей, — и вдруг остановился перед ломбардом.
В окне лежала золотая цепь, до нелепости толстая, слишком тяжелая для женщины и слишком нарядная для мужчины. С квадратных звеньев попеременно свисали плоские диски и жемчужные слезки. Из-за одного веса золота и жемчужин цепь, должно быть, стоила дорого, несмотря на свое безобразие. Дороже, вероятно, чем он мог себе позволить: теперь, когда премий больше не предвиделось, Лоуренс расходовал свои средства бережно. Однако он все же зашел и справился. Цепь и вправду оказалось чересчур дорогой.
— Может быть, сэр, вам подойдет эта? — спросил хозяин и показал другую — почти такую же, только без дисков и чуть потоньше. Стоила она едва ли не вполовину дешевле, и даже это было дорого. Лоуренс, купив цепь, почувствовал себя несколько глупо.
Вечером он вручил ее Отчаянному и слегка удивился счастью, который его подарок доставил дракону. Отчаянный, схватив цепь, больше с нею не расставался. Рассматривал ее при свече, пока Лоуренс ему читал, вертел ее так и сяк, любовался игрой света на золоте и жемчугах. Заснул он, стиснув цепь когтями, и назавтра Лоуренсу пришлось прикрепить ее к сбруе — без нее Отчаянный отказывался лететь.
Странное поведение дракона сделало особенно приятным ответ сэра Эдварда. Фернау принес письмо прямо на поле, куда они опустились после утреннего полета. Лоуренс прочел Отчаянному вслух, что джентльмен рад будет принять их в любое время и что найти его можно на берегу близ купальных прудов.
— Я совсем не устал, — заявил Отчаянный, которому не меньше Лоуренса хотелось узнать, какой он породы. — Полетим хоть сейчас, если хочешь.
Его выносливость в самом деле росла с каждым днем. Лоуренс решил, что в случае чего они отдохнут по дороге, и снова сел на дракона, не став переодеваться. Отчаянный несся, как вихрь. Всадник припал к его шее, щурясь от ветра.
Не прошло и часа, как они спустились витками на каменистый морской берег, разогнав купальщиков и торговцев. Лоуренса немного ошеломила такая встреча, но не стоило винить себя в том, что глупые люди испугались одетого в сбрую дракона. Он потрепал Отчаянного по шее, отстегнулся и слез.
— Ты побудь здесь, а я пойду поищу сэра Эдварда.
— Хорошо, — ответил дракон рассеянно — его уже заинтересовали устроенные на берегу пруды с очень чистой водой, окруженные каменной россыпью.
