они произошли.
Она говорит:
— Да. Бывает, что жизнь грустнее самых грустных книг.
Я говорю:
— Вот именно. Какой бы грустной ни была книга, она не может быть такой же грустной, как жизнь.
Помолчав, она спрашивает:
— Вы хромаете после какого-то несчастного случая?
— Нет, это из-за перенесенной в детстве болезни.
Она добавляет:
— Хромота почти незаметна.
Я смеюсь.
Мне снова есть чем писать, но нечего пить и курить, кроме тех двух-трех сигарет, которые дает мне сторож после обеда. Я прошу свидания с офицером полиции, он сразу же меня принимает. Его кабинет на втором этаже. Я поднимаюсь по лестнице. Сажусь на стул напротив офицера. У него рыжие волосы, и лицо покрыто веснушками. На столе перед ним незаконченная шахматная партия. Офицер смотрит на доску, выдвигает пешку, записывает ход в блокнот и переводит на меня свой бледно-голубой взгляд:
— Что вам нужно? Следствие еще не закончено. Пройдет еще несколько недель, может быть, месяц.
Я говорю:
— Я не спешу. Мне здесь очень хорошо. Только не хватает некоторых мелочей.
— Например?
— Не могли бы вы добавить к расходам на мое содержание литр вина и две пачки сигарет в день? Посольство не станет возражать.
Он говорит:
— Не станет. Но это повредит вашему здоровью.
Я говорю:
— Вы знаете, что может случиться с алкоголиком, которого внезапно лишили спиртного?
Он говорит:
— Не знаю. И знать не хочу. Я говорю:
— Я могу впасть в белую горячку. Я могу с минуты на минуту умереть.
— Вы шутите.
Он опускает взгляд на доску. Я говорю ему:
— Черный конь.
Он продолжает пристально смотреть на доску:
— Почему? Я не вижу.
Я выдвигаю коня. Он записывает ход к себе в блокнот. Долго думает. Берется за ладью.
— Нет!
Он ставит ладью на место, смотрит на меня:
— Вы хорошо играете?
— Не знаю. Давно не пробовал. Но все равно я играю лучше вас.
Он становится краснее своих веснушек:
— Я начал учиться всего три месяца назад. И меня некому учить. Вы не могли бы давать мне уроки?
Я говорю:
— С удовольствием. Только не сердитесь, если я буду выигрывать.
Он говорит:
— Выигрывать для меня не главное. Больше всего я хочу научиться.
Я встаю:
— Приходите ко мне, когда хотите, и приносите шахматы. Лучше всего утром. В это время суток ум яснее, чем днем или вечером.
Он говорит:
— Спасибо.
Он снова опускает взгляд на доску, я жду, кашляю.
— А как же вино и сигареты?
Он говорит:
— Никаких проблем. Я распоряжусь. Вы получите сигареты и вино.
Я выхожу из кабинета офицера. Спускаюсь вниз, выхожу во двор. Я сажусь на скамью. В этом году осень очень теплая. Солнце садится, небо окрашивается в оранжевый, желтый, фиолетовый, красный и в другие цвета, для которых нет названий.
Почти каждый день я часа по два играю в шахматы с офицером. Партии затягиваются надолго, офицер много думает, записывает все ходы и всегда проигрывает.
Днем я еще играю в карты со сторожем, после того как хозяйка книжного магазина собирает свое вязанье и идет открывать книжный магазин. Карточные игры в этой стране не похожи ни на какие другие. Хотя они и просты по сути, и рассчитаны в основном на везение, я постоянно проигрываю. Мы играем на деньги, но поскольку у меня денег нет, сторож записывает мой долг на доску. После каждой партии он громко смеется и повторяет:
— У меня рога! У меня рога!
Он недавно женился, его жена через несколько месяцев родит. Он часто говорит:
— Если родится мальчик, а вы еще не выйдете, я прощу вам долг.
Он часто говорит о своей жене, о том, какая она красивая, особенно теперь, когда она располнела, и грудь и задница у нее стали почти в два раза больше. Он также подробно рассказывает мне про их знакомство, «жениховство», прогулки по лесу, о том, как она противилась, о том, как он одержал верх, о спешной свадьбе, которую нельзя было отложить из-за наметившегося ребенка.
Но еще с большими подробностями и с еще большим удовольствием он рассказывает про вчерашний ужин. О том, как жена его готовила, что она положила, как и сколько времени варила, потому что «чем наваристей, тем вкусней».
Офицер не разговаривает, ничего не рассказывает. Поделился он со мной лишь тем, что, вернувшись к себе в кабинет, он по записям повторяет наши шахматные партии и потом проигрывает их еще раз вечером у себя дома. Я спросил у него, женат ли он, и он, пожав плечами, ответил:
— Кто женат? Я?
Хозяйка книжного магазина тоже ничего не рассказывает. Она говорит, что ей нечего мне рассказать, она растит двух детей, шесть лет как овдовела, и все. Когда она спрашивает меня о жизни в другой стране, я отвечаю, что мне тем более не о чем говорить, потому что я не воспитываю ни одного ребенка и у меня никогда не было жены.
Однажды она мне сказала:
— Мы почти ровесники.
Я возразил:
— Вряд ли. Вы выглядите гораздо моложе меня.
Она краснеет:
— Не надо. Я не напрашиваюсь на комплименты. Я хотела только сказать, что если вы провели детство в этом городе, то мы наверняка ходили в одну школу.
Я говорю:
— Конечно, только я не ходил в школу.
— Этого не может быть. Уже в то время школа была обязательна для всех.
— Кроме меня. В то время я был умственно отсталым.
