запрос о продлении визы в августе месяце последовал отказ. Клаус Т. совершенно с этим не посчитался, и из-за халатности наших служащих так продолжалось до октября месяца. 30 октября в ходе обычной проверки документов сотрудники нашей местной полиции констатировали, что документы Клауса Т. недействительны.
К этому моменту у Клауса Т. кончились деньги. Он задолжал госпоже Б. квартплату за два месяца, почти ничего не ел, ходил по бистро и играл на губной гармошке. Пьяницы давали ему выпить, госпожа Б. каждый день приносила ему немного супа.
В ходе допроса Клаус Т. заявил, что родился в нашей стране, что провел детство в нашем городе, у бабушки, и заявил, что хочет остаться здесь до возвращения своего брата Лукаса Т. Вышеуказанный Лукас Т. не значится ни в одной домовой книге города К. Клаус Т. тоже.
Мы просим вас оплатить прилагающийся счет (штраф, судебные издержки, квартплата госпожи Б.) и репатриировать Клауса Т. под вашу ответственность.
по поручению властей города К.: И. С.
Post- scriptum:
Естественно, в целях безопасности мы изучили рукопись, находящуюся в распоряжении Клауса Т. Он утверждает, что эта рукопись доказывает существование его брата Лукаса, который будто бы написал ее большую часть, тогда как он, Клаус, добавил только последние страницы, главу восемь. Но почерк совершенно одинаковый от начала до конца, и листы бумаги не обнаруживают признаков старения. Весь текст написан одновременно, одним и тем же человеком, в период времени, не превышающий шести месяцев, то есть самим Клаусом Т. во время его пребывания в нашем городе.
Что касается содержания текста, то речь идет о вымысле, так как ни описанные события, ни действующие лица никогда не существовали в городе К., за исключением одного лица, а именно так называемой бабушки Клауса Т., следы которой мы обнаружили. Эта женщина действительно владела домом на месте теперешней спортивной площадки. Она умерла тридцать пять лет назад, не оставив наследников, и фигурирует в наших архивах под именем Марии З., в замужестве В.
Возможно, в годы войны ей назначалось опекунство над одним или двумя детьми.
ТРЕТЬЯ ЛОЖЬ
Часть первая
Я нахожусь в тюрьме в Маленьком Городе, где прошло мое детство.
Тюрьма не настоящая, это просто камера в здании местной полиции, в таком же двухэтажном доме, как и все остальные дома в городе.
В моей камере, видимо, раньше находилась котельная, дверь и окно выходят во двор. Оконная решетка приварена изнутри так, что невозможно дотянуться до окна и разбить его. Унитаз скрыт за занавеской. Возле одной из стен стоят прибитые к полу стол и четыре стула, на противоположной стене четыре откидные койки. Три из них подняты к стене.
Я в камере один. В городе случается очень мало преступлений, и как только кого-нибудь ловят, сразу везут в соседний город — столицу области, находящуюся в двадцати километрах отсюда.
Я не преступник. Я здесь только потому, что мои документы не в порядке, истек срок визы. И еще я наделал долгов.
Утром сторож приносит мне завтрак — молоко, кофе, хлеб. Я пью кофе и иду принимать душ. Сторож доедает мой завтрак и убирает у меня в камере. Дверь остается открытой, при желании я могу выйти во двор. Двор окружен высокими стенами, поросшими плющом и диким виноградом. За одной из стен, слева от моей камеры, находится двор школы. Я слышу, как на переменах дети смеются, играют и кричат. Когда я был ребенком, там уже находилась школа, я это помню, хотя никогда в школу не ходил, зато тюрьма тогда была в другом месте, это я тоже помню, потому что один раз побывал в ней.
В течение часа, утром и вечером, я гуляю по двору. Эта привычка у меня с детства, с тех пор как в пятилетнем возрасте мне пришлось заново учиться ходить.
Прогулки раздражают сторожа, потому что в это время я молчу и не отвечаю на вопросы.
Сложив руки за спиной и глядя в землю, я иду вперед, потом поворачиваю, дойдя до угла стены. Двор вымощен булыжником, но между камнями пробивается трава.
Форма двора почти квадратная. Пятнадцать шагов в длину, тринадцать в ширину. Если предположить, что мой шаг равен метру, то площадь двора составляет сто девяносто пять квадратных метров. Но мои шаги наверняка короче.
Посреди двора стоит круглый стол с двумя садовыми стульями, к дальней стене прислонена деревянная скамья.
Сев на эту скамью, я могу увидеть самый большой кусок неба моего детства.
В первый же день хозяйка книжного магазина навестила меня и принесла мои вещи и овощной суп. С тех пор она приходит каждый день, около полудня, и приносит суп. Я говорю ей, что меня хорошо кормят, сторож два раза в день приносит из ближайшего ресторана поднос с едой, но она продолжает носить мне суп. Я из вежливости немного съедаю, потом отдаю кастрюлю сторожу, который доедает остальное.
Я прошу у хозяйки книжного магазина прощения за оставленный у нее в квартире беспорядок.
Она говорит:
— Какое это имеет значение? Мы с дочкой уже все прибрали. Больше всего там было бумаги. Я сожгла скомканные листы бумаги и то, что было в мусорной корзине. Остальное я сложила на стол, но полиция все забрала.
Помолчав, я говорю:
— Я должен вам еще за два месяца. Она смеется:
— Я с вас слишком дорого брала за такую маленькую квартиру. Но если вы обязательно хотите рассчитаться со мной, можете это сделать, когда приедете в следующий раз. Может быть, через год.
Я говорю:
— Вряд ли я смогу вернуться. Вам заплатит мое посольство.
Она спрашивает, нужно ли мне что-нибудь, я отвечаю:
— Да, бумага и карандаши. Но у меня совсем нет денег.
Она говорит:
— Как я сама не догадалась?
Назавтра она опять приносит суп, пачку бумаги в клетку и карандаши. Я говорю ей:
— Спасибо. Посольство вернет вам деньги за все.
Она говорит:
— Вы все время говорите о деньгах. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Например, что вы пишете?
— Это совершенно неинтересно. Она настаивает:
— Мне только хочется знать, пишете ли вы о том, что было в действительности, или выдумываете.
Я отвечаю ей, что пытаюсь писать, как все было в действительности, но в какой-то момент рассказ становится невыносимым именно в силу своей правдивости, и тогда приходится исправлять. Я говорю, что пытаюсь рассказывать свою жизнь, но не получается, не хватает мужества, мне слишком больно. Тогда я начинаю приукрашивать, описываю вещи не так, как они происходили, а так, как мне хотелось бы, чтобы