достойно изобразил «Полет шмеля». Когда через час вышла Оля, роскошная и благоухающая, как ранняя весна, на нее уже никто не обращал внимания.

Максим учился в каком-то техническом колледже, правда, внятно не мог рассказать ничего ни о своей специальности, ни о перспективах, которые ему эта специальность сулила. Скорее всего он просто протирал штаны на лекциях, а зачеты и экзамены сдавал благодаря хорошим отношениям с умными девчонками- однокашницами. Оля, напротив, поступила в прошлом году в престижный госуниверситет на факультет психологии, и это был более чем осознанный выбор — иного просто не позволяли воспитание и среда обитания. Она хотела стать психологом и не без оснований полагала, что у нее получится. По крайней мере Максим нередко испытывал на себе ее недюжинный потенциал: она часто помогала ему советами, когда его непростые отношения с родителями окончательно заходили в тупик. Поговорив с ней, парень чувствовал себя не таким несчастным и одиноким, как час назад.

Летом он приезжал за ней на мотоцикле, и она, июльская длинноволосая фея в джинсах с низкой талией и короткой блузке, запрыгивала на заднее сиденье, обхватывала своего рыцаря, и они уносились прочь, поднимая такой шум, что игравшие во дворе маленькие детки в ужасе бросались к матерям.

— Во, опять на дикий пляж поехали развратничать! — ворчали бабки, просиживавшие зады на скамейке перед вторым подъездом. — Тьфу, срамота!

— Эх, что вы понимаете, глупые старые женщины! — заступался за молодых людей дядя Петя. — Это ж любовь! Вспомните себя в их годы!

Бабки морщили лбы, очевидно, вспоминая свою бурную молодость, и приходили к выводу, что ничего подобного в ней не было, отчего они тут же приходили в еще большую ярость.

— Да мы в их годы-то работали как проклятые! Да некогда ж нам было любовями-то заниматься!

— Ну, тогда мне жаль вас, старые глупые женщины. — И озорник дядя Петя принимался наигрывать траурный марш Шопена в ритме вальса…

Прошлой зимой молодые люди на пустыре позади дома скатали гигантскую снежную фигуру. Начали с маленького шарика, а потом, собрав вокруг себя детвору из ближайших дворов, докатали его до размеров яиц Кинг-Конга. Затем наверх закинули еще один шар поменьше, сверху — совсем маленький, водрузили на макушку детское пластмассовое ведерко, проковыряли пару глаз-угольков, а вместо морковки в морду воткнули пластиковую бутылку из-под колы. Получился классический Снеговик с правильными формами и без всяких постмодернистских прибамбасов. Снежный красавец стоял на пустыре до весны, и никто не смел его тронуть. Он всем казался каким-то невиданным чудом.

Конечно, случалось, что они и ссорились, причем ссоры, как и Снеговика, тоже можно было назвать классическими и почти образцовыми. О таких ссорах мечтают все молодые семьи — чтобы и душу как следует отвести, и при этом брак не разломать в мелкие щепки.

А дело было так. Однажды Максим на вечеринке выпил лишнего и начал флиртовать с Олиной подружкой — длинноногой моделью Оксаной. Нельзя сказать, что девица очень уж ему была нужна, но Максимка не был бы романтиком, если б не завел маленькую интрижку, чтобы растормошить свою потерявшую бдительность девушку.

Закончилось все звонкими пощечинами, обвинениями в измене, громогласными разборками в духе Лорен — Мастроянни под окнами родительского дома Ольги… и страстными поцелуями в подъезде. О, это была сказочная ссора, и дядя Петя, наблюдавший за происходящим со своей неизменной песочницы, радовался, как ребенок, и тихонько наигрывал свою любимую «Эммануэль».

В общем, это была очень красивая и милая молодая пара, и те, кто говорил, что у них все равно ничего не выйдет, были совершенно правы. Ошиблись предсказатели только в причинах.

Нынешней осенью Максим появлялся во дворе редко. Он объяснял это загруженностью на работе — парень рассказал Петру, что устроился в какую-то серьезную фирму, то ли торгующую компьютерами, то ли занимающуюся их ремонтом, но суть была в том, что теперь у Максимки свободного времени оставалось все меньше и меньше. Впрочем, как утверждают физики, если в одном месте убудет, то в другом обязательно что-то неожиданно нарисуется, и у Максима действительно стали появляться деньги. Обычно он не уделял им особо пристального внимания, полагая, что не деньги помогают ему быть счастливым, но сейчас, очевидно, в его жизни что-то изменилось. Дядя Петя, кажется, догадывался, где порылась пресловутая собака.

Вечером 28 октября Максим появился во дворе в тот момент, когда Петр помогал мужикам — его недавним собутыльникам Саше и Ване, ставшим вместе с ним свидетелями самоубийства Сабитовой, — менять резину на их автомобилях. Они тусовались на углу дома, уже закончив возиться с грязной, как колхозный трактор после уборочной, Сашкиной «девяносто девятой», и планировали после небольшого возлияния приступить к «пятнашке» Ивана. Тут-то дядя Петя и отвлекся.

— Ух ты! — присвистнул он, вытирая руки мокрой тряпкой. — Максимка-то как вырядился!

Мужики проследили за его взглядом и тоже увидели. Максим в элегантном черном плаще, из-под которого выглядывал не менее элегантный костюм-тройка, направлялся по тротуару ко второму подъезду. В одной руке у него болтался пузатый пакет, а в другой… о, это просто прелесть какая-то!.. в другой руке у него сиял невероятными для осени красками букет роз.

— Аж глаза режет, — проговорил дядя Петя.

— Ага, Макс наконец-то решился увести кобылу из стойла, — прокомментировал пейзаж вредный и циничный Иван. — Надоело ночами под окнами мяукать, хочется уже в законной спальне встречаться.

Менее категоричный и скромный Саша, по обыкновению, попытался его урезонить:

— Ну, тут ты не прав. Макс хороший парень, и ему, кстати, давно пора решиться на что-нибудь такое. Кстати, щас можно сразу и отметить.

Саша открыл дверцу своей «девяносто девятой», порылся там на заднем сиденье и вытащил большой пакет с красноречиво оттопыренными боками.

— И то верно! — согласился дядя Петя. — Эй, Макс! Айда сюда, брателло!

Максим приветственно махнул рукой в ответ, остановился в паре шагов от крыльца подъезда. Душа его уже разрывалась на части.

— Иди, иди, мы долго не задержим! — успокоил дядя Петя.

Максим кивнул. Он не был большим поклонником спиртного, но пропустить рюмочку на свежем воздухе, возле гаражей и в неплохой компании — тут и трезвенник сломается.

Он подошел к мужикам, с каждым поздоровался за руку.

— Надушился-то! — отметил Иван. — Пить будешь, маэстро?

Максим втянул носом воздух, зачем-то посмотрел по сторонам. Солнце еще не зашло, во дворе гуляли дети, Оля вообще его сегодня не ждала… но он же шел сюда не за этим.

— Думаете, будет круто, если я с перегаром подойду к ее родителям? — улыбнулся он.

— Так ты сразу к родителям?! — засмеялся Иван. — Силен, братан! А Ольге-то самой для начала предлагал?

— Конечно. Мы уже давно с ней это обсудили.

Дядя Петя похлопал его по плечу.

— Ладно, сынок, ты к этому делу сильно не торопись. К родителям ты всегда успеешь, туда никогда поздно не бывает. А иной раз, знаешь, чем позже, тем лучше. Вот я тебе скажу, у меня в свое время…

— Всё, Гитлер капут! — оборвал его Иван. — Петра понесло по волнам его памяти. Потом расскажешь, архивариус! Держи вон тару!

Саша раздал всем по пластиковому стаканчику. Никто не отверг подношение.

— Водка? — спросил Максим.

— Нет, блин, минералка! — гаркнул Ваня.

Парень вздохнул. Когда все выпили и даже закусили, он все еще стоял и смотрел на дно своей посуды.

— Задаешься гамлетовским вопросом? — спросил дядя Петя. — Не мучайся, нет в нем ничего такого, над чем стоило бы думать.

— Разве? — спросил Макс.

— Конечно. Ты ее любишь?

Максим не ответил. Очевидно, его смущало присутствие посторонних — Саши и особенно Ивана. С

Вы читаете Тринадцать
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату