деканат, а там преподаватели уже вовсю обсуждали подробности трагедии. Кто-то даже плакал.
Миша даже не дослушал до конца, сразу поняв,
Он нашел Лену Хохлову в студенческой столовой, тихонько отвел в сторону (хотя он догадывался, что однокурсники Лены знают об их романе, да и не только студенты, но и остальные преподаватели) и попросил на вечер отпроситься у матери.
— Останешься ночевать у меня.
— Хорошо, — ответила Лена. Она тоже была мрачна. Как оказалось впоследствии, погибшая девушка Ольга была ей знакома, им доводилось бывать в одной студенческой компании.
— Миша, это ужасно, — добавила она.
— Ты даже не представляешь насколько, — согласился он.
Они сидели с Леной весь вечер на кухне, пили чай и разговаривали. Миша рассказал ей о доме номер тринадцать — все, что знал о нем на данном этапе. Она слушала раскрыв рот, как впечатлительные дети слушают сказки о Бармалее, а когда Миша закончил, она вышла на балкон покурить. О том, что она иногда покуривает, Миша узнал совсем недавно, когда Ленка, поссорившись с матерью, переехала к нему пожить несколько дней. Тогда она каждый вечер выходила на балкон, смотрела на закат и выкуривала две сигаретки.
Они постояли на балконе. Лена курила и молчала. Лишь минут через пять, когда сигарета почти истлела, она спросила:
— И ты все это видишь?
— Не все, но много.
Она снова помолчала. Бросила сигарету вниз, досмотрела ее смертельный полет и снова спросила:
— Про меня ты тоже много видишь?
Он улыбнулся. Вот что ее, оказывается, волнует.
— Тебя я не сканирую, не переживай. Иначе ты была бы мне неинтересна.
Она улыбнулась, обняла его.
Потом Миша постелил ей в комнате на своей кровати, поцеловал в щеку, потом в губы, потом… потом полез под одеяло, нащупал там кое-что мягкое и нежное, но внезапно остановился.
— Что такое? — спросила Лена.
— Не сегодня, ладно? Сегодня меня что-то колбасит.
— Ты — там?
Миша кивнул.
Лена вздохнула.
— Тебя это расстраивает? — спросил он.
— Нет. Совсем нет, ты не думай. В конце концов, ты и мне когда-то помог. Все нормально. Ладно, я — спать.
— Я перееду с компьютером на кухню, чтобы тебе не мешать, хорошо?
— Нет, останься здесь. Мне свет не будет мешать.
— Хорошо.
Так она и уснула в комнате под светом монитора, и Миша время от времени проверял, насколько спокойно она спит.
Она спала спокойно.
Он вернулся к ноутбуку. Перед ним на мониторе красовались фотографии, сделанные им несколько дней назад в доме номер тринадцать — подъезд, квартиры, окна, темные углы. На просмотр каждого снимка он тратил несколько минут, над каждым размышлял, потирая пальцами левый висок. Уже целый час провел он за ноутбуком и никуда не продвинулся.
Ни черта не разобрать! Лишь общий грязный фон, от которого хочется бежать в туалет и блевать, и ни одной четкой детали. У Михаила возникало ощущение, что весь дом следует закатать в асфальт либо закопать в огромном котловане и залить водой, а место огородить колючей проволокой. Это был большой бетонный кусок разлагающегося дерьма, и лифт, убивший двоих ни в чем не повинных ребят, был лишь одним из элементов.
«Что, братан, будем их спасать или просто посмотрим, как увлекательный ужастик? — размышлял Миша, прокручиваясь на стуле. — Если махнуть рукой и смотреть, то потом спать не сможешь. А если спасать, то надо кого-то звать на помощь, один ты точно не справишься — опыта маловато. А кого звать?»
Вместо того чтобы отвечать на собственный вопрос, он еще сильнее раскручивался на стуле, как будто если как следует раскрутиться, то отвечать не придется. Но не тут-то было.
Дело в том, что он знал ответ. И он ему не нравился.
«Как ты себе это представляешь? Здрасьте, Александр Георгиевич, подскажите, как мне поступить?»
Миша ухмыльнулся. Именно так ему и придется поступить, потому что обращаться больше не к кому.
Он взял сотовый телефон, вышел на балкон и прикрыл за собой дверь. Набрав номер профессора Саакяна, он замер.
После дела Виктора Вавилова и его проклятой камеры они практически не общались, соблюдая негласный договор: Михаил не мешает старику заниматься привычными делами, а старик обязуется не третировать студенчество и уж тем более не растлевать хорошеньких представительниц его женской половины. Они сталкивались в деканате, в буфете, здоровались, перекидывались ничего не значащими фразами и старались держаться друг от друга подальше, хорошо памятуя, что оба они могут видеть друг друга насквозь. Кроме того, Саакян не мог не знать, что у Михаила со временем это получается все лучше и лучше.
Словом, все складывалось неплохо, и вот сейчас Мише пришло в голову просить о помощи. Вся фигня в том, что Саакян действительно мог помочь — он умел видеть гораздо шире и больше, чем Михаил, а то, чего не мог увидеть, он прекрасно додумывал. Это был старый стратег и тактик, и в смысле правильной организации работы ему пока не было равных.
«Что, блин, звонить?»
«Звони, иначе ребятам, обитающим в этом доме, придется совсем несладко».
Миша нажал кнопку вызова.
Саакян ответил быстро — Михаилу удалось прослушать лишь треть куплета из песни Фрэнка Синатры, которую старый лис установил вместо гудков ожидания. Чертов фанат!
— Слушаю вас, мой юный друг, — проворковал магистр.
— Добрый вечер, Александр Георгиевич, — выдавил Миша, вытирая со лба пот. — Извините за поздний звонок…
— А-а, перестаньте, вы же знаете, что я не ложусь раньше часа. В моем возрасте спать по восемь часов в сутки — это расточительство. Ну что ж, вы уже созрели?
— Созрел для чего?
— Для того, чтобы призвать меня на помощь.
Миша качнул головой.
«Вот старая жопа! Гениальная старая жопа!»
— Опустим титулы, — откликнулся профессор. — Я вас слушаю.
— Спасибо. — Миша присел на табурет. — Дело вот в чем, Александр Георгиевич…
Он рассказывал всего полторы минуты. Миша был талантливый лектор и за словом в карман никогда не лез. Впрочем, сегодня он даже немного тормозил, и если бы его абонентом был не Саакян, а кто-то другой, он управился бы секунд за сорок.
— Понятно, — сказал профессор, когда он закончил. — Что вы хотите от меня услышать?
Миша молчал. Он понимал, чего от него ждут: «Да, да, мой юный друг, скажи вслух, скажи: „МНЕ НУЖНА ВАША ПОМОЩЬ!“ Ну?!»
