— Чтоб было счастье молодым, давайте все упьемся!
— Ио! Ио! — заорали гости, единогласно поддерживая призыв.
Сергий сидел рядом с невестой, пил, закусывал и поглядывал на Тзану, сидящую напротив. Сарматка смотрела на него испытующе, и Сергий подмигнул ей, словно обещая. Девушка ответила ему улыбкой, сладкой и ласковой.
Ближе к вечеру Сергий пришел к выводу, что надо меньше пить. Раб-виночерпий угодливо склонился, готовый подлить, но Лобанов отодвинул чашу — пить вредно. Однако раб не отходил.
— Там спрашивают Сергия Роксолана, — шепнул он.
— Кто? — удивился Лобанов.
— Не знаю, женщина какая-то.
— Где?
— А наверху, в малой трапезной!
Сергий покинул застолье и выбрался в обширный атрий с маленьким бассейном-имплювием. Из атрия в верхние помещения вела деревянная лестница с точеными балясинами перил. Напевая «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», Сергий поднялся по лестнице, рукой отводя ножны с акинаком, чтоб те не шлепали по бедру.
Малая трапезная была пуста. Или нет?
— Вот мы и встретились! — раздался голос из темного угла. В голосе звучало злое торжество.
Сергий неспешно обернулся, хотя сердце резко участило пульс. Солнце клонилось к закату, но света хватало — пластины гипса, вставленные в рамы окон, ярко светились, заливая трапезную мягким сиянием. Поджидавший его Луций Эльвий вышел из тени, мутный солнечный зайчик отразился от лезвия гладиуса.
— Вот оно, выплыло! — усмехнулся Сергий, вынимая акинак из ножен. — Где ж ты шлялся столько времени? Я уж думал, тебя суслики съели!
— А я несъедобный! — ухмыльнулся Змей.
— А, да, я и забыл. Повезло сусликам! А то б околели, вкусив такого дерьма.
— Хватит болтать! — озлился Луций. — Я пришел убить тебя! Молись!
Сергий скривился от такого пафоса — и почувствовал прилив ярости, давней, но не потухшей.
— Паяц… — выговорил он. — На арене тебе самое место!
— Будешь моим пятидесятым! — прошипел Луций и кинулся в атаку.
Напал он бешено, искусно вертя мечом, нанося по три удара за один толчок сердца. Лобанов не переходил в контратаку, блокируя выпады и пробуя защиту Змея. Гладиатор был самоуверен, он настолько привык к боям в амфитеатрах, что применял тамошние навыки. Вот только реальный бой обходится без эффектных красивостей, ибо в нем нет зрителей, а есть только победитель и побежденный.
Сергий неожиданно упал на колено и нанес укол Луцию в низ живота. Тот отпрянул в последнее мгновение, отделавшись глубокой царапиной. Ощутив теплую струйку крови, Эльвий изменился в лице, но натиск его не ослаб — гладиатор не признавал возможность чужой победы.
Мечи со скрежетом сцепились в верхнем блоке, и Сергий улыбнулся в злое и потное лицо противника:
— Ну, как тебе разминка? Можно уже убивать или еще поживешь маленько? Все б простил тебе, но Тзану…
Луций захрипел и отпрянул, ударив наискосок. Лобанов отбил меч и звезданул ауктората ногой по голени. Гладиатор отшатнулся, обрушивая меч вниз, но правая нога Сергия уже описала дугу и нацелилась Змею в висок. Удар не прошел — Эльвию удалось отвернуть голову, пропустив носок сапога вскользь.
— Твое счастье, что Тзану спасли, — раздельно сказал Сергий, — иначе ты бы умер не быстрой, а очень медленной и позорной смертью — на кресте!
Он бросился в контратаку. Луций пытался пересилить Лобанова, но все его выпады гасились в зачатке — акинак отбивал гладиус еще до удара. У Эльвия закровоточила грудь, потекла струйка по левой руке, стала набухать штанина. Ему бы отступить, но куда там… Открывшись, лишь бы достать ненавистного преторианца, Змей словно подписал пункт первый смертного приговора — акинак вошел ему в левый бок. Эльвий упал на колено, прикрываясь гладием.
— Нет! Нет! — шептал он. — О нет, не-е-ет!
— Ты сделал это с сорока девятью, Луций. Теперь ты знаешь, что они чувствовали!
— Нет… не меня… — Змей хныкал, как ребенок. — Не меня!
Сергий молча отрубил руку с гладием и обратным движением резанул по горлу. Луций зашатался, брызгая кровью и клекоча, и упал, стукнувшись головой о пыльные доски. Мертвой головой.
…Когда в сумерках засияла Венера-Веспер, пир кончился. А свадьба продолжалась. Традиция предписывала проводить невесту в дом жениха.
Процессия собралась изрядная. Шесть вольноотпущенников со свадебными факелами шествовали впереди под звуки флейт. За ними нетвердо шагали гости с носилками, тащившие статуи богини Югатинус, символа супружеского ярма, богов Домидукуса, приводящего новобрачную к дому мужа, и Домитиуса, помогающего ей решиться войти. Четвертой несли изваяние Мантурны — это божество заставляло молодую жену оставаться жить вместе с суженым.
— Талассию! — кричали женщины и хлопали в ладоши.
Невесту вели под руки двое мальчиков, третий пацан гордо шагал впереди Сассы и нес факел из боярышника.
Темнело, но улица Кардо Максимус была полна народу. Люди горланили фесценнины — насмешливые и непристойные песенки, ярко расписывая все прелести невесты и подавая советы жениху, как ему с этими прелестями поступать. Процессия галдела не хуже, швыряя в толпу орехи.
Вот и дошли до дома жениха, разукрашенного гирляндами из зелени и цветов.
— Теперь твоя очередь, — улыбнулся Лобанов Сассе, раскрасневшейся от волнения. — Помнишь?
Та гордо кивнула. Подойдя к дверям, убранным белой материей, она полила их оливковым маслом — пусть в дом придут обилие и благополучие. Помазала свиным и волчьим жиром, отпугивая злые чары. Обвила дверные столбы шерстяными повязками, посвящая и освящая. Тзана и еще одна девушка внесли Сассу через порог.
— «Обитатель Геликонского холма! — завели юноши и девушки из хора. — Сын Венеры-Урании, ты, который привлекает к супругу нежную деву, бог гимена! Гимен, Гимен, бог гименея!»
— Кто ты? — спросил Сассу ее нареченный, весь светясь от радости.
— Где ты, Гай, — прошелестело в ответ, — там и я, Гайя.
Гай Антоний обрызгал Сассу водой из домашнего колодца и подал факел, зажженный на очаге его дома. Пронуба — женщина в белом венке, состоящая в первом браке, отвела невесту в атрий, к постели, покрытой ковром тирского пурпура и вавилонским одеялом с вышивками. Вокруг ложа стояло шесть статуй богов и богинь, покровительствующих браку. Тяжелые шторы на входе в атрий задвинулись с шорохом, и свадебный кортеж удалился…
Утром второго дня Шестая кентурия претории получила приказ возвращаться в Рим.
Сергий отпер калитку в кованых воротах и пошагал через парк к дому Нигринов — четыре друга и одна подруга решили скинуться и улучшить жилищные условия. На сердце у Лобанова было тяжеловато, одолевали воспоминания, но и радость была — он пришел покупать весь этот огромный домус-особняк, чьи стены помнили Авидию Нигрину. Здесь она родилась, здесь взрослела и расцвела. А если спуститься тайным ходом через грот в парке, попадешь в катакомбы, где скрыта ее могила.
Сергий вздохнул — и перешагнул порог замусоренного вестибула. Навстречу ему вышел нынешний хозяин дома, дальний родственник Гая Авидия Нигрина, приехавший откуда-то из Галлии.
— Что тебе угодно? — нахмурился он при виде Лобанова, одетого в форму преторианца.
— Луциллий Валенс? — спросил Сергий.
— Он самый.
— Ты продашь этот дом?
