Прячет монету в лохмотьях. Хозяин приносит Нищему пиво и еду.
ХОЗЯИН. Жри скорей да проваливай… У меня заведение чистое.
НИЩИЙ. Да деньги разве не одни и те же, почтеннейший?
ХОЗЯИН. Помалкивай, жри вон…
Отходит к стойке, Вбегает запыхавшийся Аба, устремляется к Цупику.
АБА. Не нашел, господин капитан, должно быть, к подруге усвисталась… Да она придет скоро, я знаю…
ЦУПИК. Ладно, подождем. Спешить некуда. Ступай.
Аба отходит, прислоняется к стойке и только тут замечает Нищего.
АБА. Ты что же, скотина горбатая, жрать здесь расположился! А ну, пошел отсюда вон!
НИЩИЙ. Иду, иду, дорогой человек… (Залпом допивает пиво, засовывает остатки еды в суму и поднимается.) Иду, милый, иду…
Бормоча и постанывая, ковыляет к выходу и выходит…
ХОЗЯИН. Много нынче горбатых да увечных развелось…
ТОРГОВЕЦ. Это верно, почтенный. Пока до рынка дойдешь, все полы оборвут, все карманы обчистят…
ХОЗЯИН. Карманы… Здесь, почтеннейший, и не карманами уже пахнет. Горбатый Арата. пропасти на него нет, опять, говорят, зашевелился, уже два замка баронских сжег, под самыми нашими стенами со своими бандитами рыщет…
ТОРГОВЕЦ. Ох, не быть бы опять мятежу!
АБА. Ну, чего разнылись! Недолго уж ему рыскать! Уж попался бы он мне на глаза…
Будах вдруг разражается громовым смехом. Все с недоумением глядят на него.
РУМАТА. Боюсь, достопочтенный Будах, я не совсем понимаю…
БУДАХ. Ох, не могу… Под стенами рыщет… А он по городу, как по своим лесам, прогуливается!
РУМАТА. Простите… Кто прогуливается?
БУДАХ. Да Арата же! Ведь нищий, который тут с нами только что сидел…
РУМАТА. Не может быть!
БУДАХ. Это же и был Арата! Знаменитый мятежник!
Пауза. Цупик вскакивает.
ЦУПИК. Врете!
ТОРГОВЕЦ. Что же вы не сказали!
АБА. Хватать надо было!..
БУДАХ. Еще него — хватать… Мне за это не платят. Тебе надо — ты и хватай! Ну, него стоишь! Беги, догони, хватай!
АБА. Да что ж я один-то…
БУДАХ. А ты капитана своего с собой…
ЦУПИК. Молчать (Абе.) Губошлеп! Бегом в казармы, доложить обо всем, поднять по тревоге, прочесать город! Ж-живо!
Аба, подхватив топор, исчезает. Цупик на негнущихся ногах подходит к Будаху.
ЦУПИК. Вот теперь вы попались наконец, почтеннейший.
БУДАХ. Я? Ничего подобного.
ЦУПИК. Вы оказали помощь мятежнику!
БУДАХ. Брось. Это ты брось. Я тебе не сыщик и докладывать тебе не обязан.
ЦУПИК. Я своими глазами видел, как вы снабдили мятежника золотой монетой!
БУДАХ. Я своими глазами видел, как ты с ним пиво пил чуть ли не за одним столом…
РУМАТА (расслабленным голосом). Что это такое? Что тут за порядки у вас в Арканаре? Почему мне мешают пить пиво и наслаждаться беседой?
БУДАХ. Сейчас все будет улажено, благородный дон Румата.
РУМАТА. Хорошо. Только поскорее, пожалуйста. Какие-то нищие, мятежники… Что нужно у моего стола этому господину в сером? Я готов дать ему золотой, но пусть он отойдет…
ЦУПИК. Прошу прощения, благородный дон. Вы приезжий? Прошу предъявить подорожную.
РУМАТА. Вам? Но я вас не знаю, дражайший! С какой стати? Кто вы такой?
БУДАХ. Это Цупик, бакалейщик с улицы Святого Мики…
ЦУПИК. Я канцлеру своему, дону Рэбе, покорный слуга и командир серых штурмовиков!
Пауза.
РУМАТА. Не понимаю. Бакалейщик… покорный командир… Повторите, любезный, чего вы хотели!
ЦУПИК. Предъявите подорожную!
РУМАТА (Будаху). Предъявить?
БУДАХ. А как хотите, благородный дон. Можете предъявить, можете не предъявить, все равно. Он читать не умеет…
Румата вдруг с криком вскакивает, опрокинув скамью. На лице его ужас и отвращение.
РУМАТА. Что это?
БУДАХ. Где? А, это? Как что? Таракан! (Хлопает ладонью по столешнице.)
РУМАТА. Гадость какая… (Проводит ладонью по лбу.)
ХОЗЯИН (от стойки). Всегда они у нас разводятся, когда торговцы пеньку привозят…
ТОРГОВЕЦ. Это уж точно. Их в пеньке видимо-невидимо…
Цупик хохочет. Все смотрят на него.
ЦУПИК. Ай да благородный дон! Ах да храбрец! Таракана испугался! Ну, распотешили вы меня! Таракана струсили!..
В одно мгновение Румата выхватывает шпагу. Цупик умолкает и шарахается в сторону.
РУМАТА. Вы изволили назвать меня трусом, господин бакалейщик? (Приставляя острие то к лицу, то к груди, то к животу Цупика, теснит его в глубину эальца, пока он не упирается спиной к стойке.) Трусом? Меня? Восемнадцатого барона Румату Эсторского? Где тебе пустить кровь, серый хам? Из брюха, налитого пивом? Из гнилого и подлого твоего сердца? (Приставляет острие к горлу.) Или из твоей гнусной глотки?
БУДАХ. Проси прощения, бакалейщик. Беда будет небольшая, если барон тебя укокошит, но что-то мне стало тебя жалко…
РУМАТА. Ты, грязная сволочь, ты всю свою жизнь спишь и жрешь с тараканами и прочей нечистью, тебе она не в диковинку, так ты решил, что и люди благородной крови таковы же, как ты?..
ЦУПИК (хрипит). Не надо… Не убивайте, благородный дон… Это я не со зла… от обиды… Простите, благородный дон…
РУМАТА. Еще раз!
ЦУПИК. Прошу великодушного прощения, благородный дон Румата!
Румата опускает шпагу, зевает.
РУМАТА. Фу, вспотел… Хозяин, каплю ируканского на стакан воды. Идите, Цупик, и хорошенько подумайте над своим поступком. И пусть это послужит вам уроком… (Пьет воду с вином.) Цупик, ни на кого не глядя, уходит.
БУДАХ (ему вслед). Это тебе не грамотеям руки крутить…
РУМАТА. А теперь… Хозяин!
ХОЗЯИН. Слушаю, благородный дон…
РУМАТА. Завтракать! (В этот момент в зальцу входит Кира.) Вот очень кстати, Кира. Ты будешь за хозяйку, не возражаешь? Завтрак ко мне наверх, на двоих… (Глядит на насупившегося Будаха, смеется.) Мы будем завтракать с моим другом достопочтенным Будахом…
ЗАНАВЕС
