— Перестаньте, Джейк, — снисходительно улыбнулась Рэйчел. — Я не вчера села в седло.

— Когда?

— Что – когда?!

— Когда состоится матч. Леди Рэйчел.

— Джейк, да что с вами такое? — Рэйчел отложила в сторону вилку и нож и с тревогой посмотрела на Гурьева. — Почему вы так странно на меня смотрите?

— Ничего. Так когда?

— На следующей неделе.

— Отлично. Я хочу осмотреть место.

— О, Боже, Джейк!

— И поговорить с вашей лошадью, — Гурьев сделал вид, что шутит. — Нет, в самом деле. Мне просто любопытно. Я столько слышал об этом спорте королей. Давайте съездим.

— Вам просто нравиться кататься на автомобиле, — неуверенно сказала Рэйчел. — Вы с Тэдди оба – просто мальчишки. Вы поэтому, вероятно, так фантастически быстро спелись…

Пусть будет так, леди Рэйчел, подумал Гурьев. Пусть всё будет так, как ты хочешь, дорогая. Думай, что тебе заблагорассудится.

* * *

Утром они отправились в поместье. Большой старинный дом недалеко от Уилсдена, с отличным парком, тщательно, по-английски, ухоженным, — так, что больше походил на сказочный лес, чем на парк, — снабжённым системой проточных прудов, в которых водились налимы и форели. Рыбу готовили тут же, и готовили великолепно. Гурьев оценил это за ланчем, во время которого, вопреки обыкновению, подали горячее. Как ему уже было известно со слов Рэйчел, хозяин был большим оригиналом. Они все тут оригиналы, подумал Гурьев. И носятся со своей оригинальностью, чёртовы островитяне. Туман над Каналом. Континент изолирован. Губки бантиком. Леди Рэйчел.

— Я мечтаю взглянуть на вашу поло-пони, леди Рэйчел.

— Джейк, вы невозможны. Лошадь – это не кошка и не собака. Тем более – если это поло-пони.[27] Это не мои лошади, просто я не первый раз бываю здесь и принимаю участие в матче. Содержать свою конюшню мне не по средствам.

— Что же, разве одной лошади недостаточно? — лучезарно улыбнулся Гурьев, скрывая этой улыбкой нарастающее беспокойство и пытаясь – пока безуспешно – определить его источник.

— Конечно нет. Каждый чаккер – испытание не только для всадника, Джейк. Лошадям требуется отдых.

— Тем более, — Гурьев улыбался, делая всё, чтобы Рэйчел не ощутила его напряжения.

— Что значит – тем более?!

— Я дал Тэдди честное слово, что с вами ничего не случится. Леди Рэйчел.

— Вот как, — глаза её сузились сердито, и она поднялась, — порывисто, напомнив ему этим своим движением брата. — Что ж. Идёмте.

Обе лошадки – гнедая кобылка с белой звёздочкой во лбу и каурая, с белыми чулочками – Гурьеву понравились. У него даже от сердца отлегло. И Рэйчел, похоже, заметив это, улыбнулась. Ты такая умница, леди Рэйчел, подумал он. И ты так чувствуешь меня, что мне просто завыть на луну хочется. Леди Рэйчел. Леди Рэйчел.

И тут он сделал то, чего Рэйчел от него просто ну никак не ожидала.

Гурьев шагнул к яслям и осторожно протянул лошадям кусочки заранее припасённого сахара на ладони. Лошади, скосив яркие карие глаза на Рэйчел, которая замерла, аккуратно взяли лакомство тёплыми мягкими губами, и, покивав раз-другой, захрустели им, видимо, довольные знакомством. А Гурьев, ласково погладив морды лошадей, улыбнулся и что-то такое им прошептал, от чего кобылки снова часто-часто закивали и даже заржали тихонько.

Что, Полюшка, подумал он, сработает или нет? Ох, да что же это такое…

Рэйчел ошалело взирала на эту сцену:

— Вы что же, знаете лошадиный язык?!

— Чуть-чуть, — улыбнулся Гурьев, отходя от ограждения.

— И что вы им сказали?!

— Я сказал, что если они вас уронят, я сдам их на колбасу.

— Вы действительно сумасшедший! Немыслимо, — Рэйчел закрыла глаза и, запрокинув лицо, потрясла головой. — Какое счастье, что Тэдди этого не видел, иначе… Есть что-нибудь, чего вы не умеете хотя бы чуть-чуть?!

— Есть.

— Как интересно. И чего же?!

— Петь, леди Рэйчел.

От неожиданности Рэйчел фыркнула, а Гурьев – засмеялся. И взял её за локоть. Как тогда, на «Британнике».

Лондон. Апрель 1934 г

Увидев лицо явившегося едва ли не за час до назначенного времени встречи Осоргина, Гурьев встревожился:

— Вадим Викентьевич, с вами всё в порядке?

— Со мной – да, — кивнул Осоргин, опускаясь в кресло. — А вот с вашим Полозовым… Я полагал самого себя – до встречи с вами – редкого разбора авантюристом. После нашего с вами знакомства я думал, что меня уж точно ничем невозможно теперь удивить. Но Константин Иванович…

— Рассказывайте.

— Лучше почитайте, Яков Кириллович. Рассказчик из меня сейчас…

— Давайте, — кивнул Гурьев, принимая из рук Осоргина папку с бумагами.

Осоргин с трепетом следил, как отчаянная мальчишеская улыбка проступает на лице Гурьева по мере того, как он перелистывает страницы содержимого. Это что же, в смятении подумал моряк, он ещё и читать успевает?!

«Здравствуйте, дорогой мой Яков Кириллович!

Признаюсь, что выразить мою радость – словами или на бумаге – от встречи с вашим посланцем я не в состоянии. Поверьте, что радость эта тем более велика оттого, что произошла она как нельзя кстати. Из прилагаемых документов вы узнаете, о чём речь. Пока же спешу уверить вас: время, которое вы мне предоставили, а также условия, в которые вы меня столь неожиданно и великодушно поместили, повлияли на вашего покорного слугу самым удивительным образом.

С некоторым трепетом спешу сообщить вам об изменении моих личных обстоятельств. Вот уже четыре года, как наше супружество с Ириной Павловной, затевавшееся по вашему настоянию для возможности покинуть СССР, превратилось в самое что ни на есть подлинное. Мой процесс[28] полностью погашен, и я абсолютно здоров. Вместе с Ириной Павловной и нашим сыном Кириллом, которому осенью исполняется три года, мы живём в маленьком городке у самого подножия Пиренейского хребта. Как вы, вероятно, уже догадались, шофёр такси из меня не вышел, зато мне посчастливилось получить место учителя испанского языка и географии в муниципальной школе. Горный воздух окончательно излечил меня от всяких следов проклятого недуга. Если бы не это, я, вероятно, никогда не решился бы сделать Ирине Павловне предложение. Смею думать, Ирина Павловна не сожалеет о том, что приняла его.

Дорогой Яков Кириллович, надеюсь, вы не обидитесь и не сочтёте мои слова ненужным позёрством. Я в полной мере отдаю себе отчёт в том, что обязан вам совершенно всем, что имею – и самой жизнью, и счастьем ощущать себя мужем и отцом. На это я уже и вовсе никогда – с давних пор – не смел надеяться. Уже одно только это чувство безмерной моей благодарности к вам заставило меня приложить все старания к тому, чтобы суметь оказаться вам полезным. В документах, которые передаст вам Вадим

Вы читаете Предначертание
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату